Джей Уильямс - Пламя грядущего

Читая дневник Дени Куртбарба [5], необходимо помнить, что средневековые хронисты и писцы использовали главным образом римский календарь, разделяя каждый месяц на календы, ноны, иды [6], чему сопутствовали определенные трудности и путаница при счете дней. Я попытался, сверяясь с принятым ныне времяисчислением, сохранить ясность хронологии. Большинству читателей, возможно, не следует обращать внимание на хронологию Дени.

Некоторых читателей, возможно, будут раздражать также устаревшие слова и выражения. Однако исторический роман уже по своей сути является своего рода анахронизмом, поскольку пишется о далеком прошлом. Самое большее, что можно сделать, это создать иллюзию присутствия в некой реальности, как если бы исторический роман был в действительности современным романом, описывающим наше время. Если вследствие этого в тексте вдруг появится современное слово или фраза, читатель без особого труда переведет их про себя на французский эквивалент двенадцатого века, и тогда все покажется совершенно естественным и уместным.

О Раймоне Сюрплисе по прозванию Гневный, основателе достославного, но к нашим временам угасшего рода Куртбарб, известно мало сверх того, что он был вассалом Карла Лысого [9]и женился на ведьме. Человек, наделенный необыкновенной храбростью и ужасным характером, он заложил фундамент богатства своего дома скорее всего тем, что заманивал в ловушку путешественников, которые уступали соблазну провести ночь под крышей. Больше тех несчастных никто никогда не видел, да и слухов о них уже никаких не было. Его сын Роже, прозванный Вспыльчивым, сделался первым сенешалем [10]Куртбарба, поступив дальновидно: он изменил королю Одр, которому семья поклялась в верности, и принес вассальную клятву более могущественному Гуго Капету [11]. За это он был вознагражден обширными лугами и лесными угодьями по берегам реки Туе. В «Краткой истории баронов Пуату» сказано, что прозвище Куртбарб Роже получил из-за привычки в приступе гнева выдирать клочья из своей бороды. Но есть еще и такое предание: украв шестерку лошадей у одного из соседей, Гильема из Лудена по прозвищу Леопард, Роже во всеуслышанье похвалялся, будто «побрил бороду леопарду за неимением льва». Гильем, проведав об этом, вспылил: «Я подвяжу ему бороду веревкой!» Как бы там ни было на самом деле, точно известно лишь то, что погиб Роже при весьма скверных обстоятельствах от рук рыцарей, состоявших на службе у кастельянов [12]в соседних замках. С теми кастельянами он тоже не поладил.

В продолжение двух последующих столетий семья процветала. Благополучие повлияло на характер мужчин, стоявших во главе дома; от своих предшественников, вздорных и вспыльчивых, жаждущих побеждать, они отличались своего рода рассудительностью, что выражалось в стремлении жить в комфорте и довольстве. Эти перемены сказались и в прозвищах, которые они получали. В конце одиннадцатого и начале двенадцатого веков один за другим следовали Аймары, Раймоны и Роже, носившие прозвища Осторожный или Толстый вместо Гневный или Вспыльчивый. Раймон IV Мудрый воздержался от участия в Первом крестовом походе. Его сын Аймар Молчаливый, сославшись на мучительную болезнь, протекавшую с осложнениями, не захотел откликнуться на призыв короля Людовика VII [13], собиравшего вассалов под свои знамена. Осмотрительность сеньоров вела к тому, что поместье Куртбарб не расширялось, хотя его обитатели удивительно долго наслаждались миром и процветанием. В последней четверти двенадцатого века ограниченные размеры феода [14]вынуждали наследников, не имевших в своем распоряжении иной собственности, терпеливо дожидаться смерти отца, прежде чем предъявлять права на землю.

У сенешаля Аймара V, который владел поместьем в то время, было четверо сыновей. Трое старших в полной мере унаследовали фамильные черты своих предков и в духе традиции носили имена Роже Медлительный, Жоффрей Ленивый и Раймон Неподвижный. Старый сеньор, хотя ему уже перевалило за семьдесят, не обнаруживал никаких признаков старческой немощи, ибо принадлежал к тому типу худощавых людей, которые с возрастом высыхают, кожа их темнеет, и год от года они становятся все более поджарыми и жилистыми. Старшие сыновья, оправдывая свои прозвища, не считали зависимое положение неприятным для себя. Ожидание их совершенно удовлетворяло. Каждый со своей семьей занимал отдельные покои или часть апартаментов в замке, и поскольку отец должен был содержать их, пока был жив, он созывал их к обильно накрытому столу. Часы досуга между трапезами они заполняли соколиной и псовой охотой или слушали песни бродячего менестреля [15].

Совсем другое дело – четвертый сын, Дени, неугомонный, честолюбивый, деятельный юноша, наделенный поэтическим даром. Блеск золота и серебра пробуждал восторженный отклик в его душе, а кроме того, Дени отличался известной горячностью нрава. Глядя на младшего сына, отец частенько ворчал, что, возможно, в легенде о прабабке-ведьме есть доля истины.

В своем отрывочном дневнике, что велся от случая к случаю, а потому неполном и не отличавшемся отточенным слогом (хотя и очевидно, что эти заметки автор собирался когда-нибудь превратить в хронику своих приключений во время Третьего крестового похода), Дени пишет о себе так: «Я никогда не пренебрегал естественными телесными удовольствиями и вместо того, чтобы лечь спать в одиночестве, жалуясь на усталость, предпочитал пробуждение в приятной компании. Едва я успевал осуществить какую-нибудь затею, как мои глаза начинали блуждать в поисках чего-то нового, а моя матушка говорила обо мне, что я родился не под счастливой звездой, но под кометой. Неизменным было только мое желание научиться сочинять стихи, и даже на это у меня часто не доставало терпения, так что мне легче давались короткие баллады [16] , чем эпические поэмы».

Ожидание смерти отца ради права на незначительную часть наследства казалось юному честолюбцу унылым времяпровождением. Тихая, бедная событиями жизнь, какую вели в поместье Куртбарб, была невыносима. Кроме того, он хотел учиться у хорошего наставника, чтобы проникнуть в тайны поэзии, разобраться со столь запутанными материями, как стопы [17]и рифмы, узнать о таких формах стиха, как сирвента и кансона [18], о консонантных рифмах и рифмах смешанных, а также обо всем остальном, что составляет основу трубадурского искусства. Кое-что он перенял у менестрелей, забредавших в замок, кое-что у соседей, которые забавлялись стихосложением, отдавая дань моде. Но примерно в 1180 году – тогда ему было уже около восемнадцати лет – Дени покинул отчий дом и отправился в Пуатье. В этом городе гостил прославленный трубадур Пейре Видаль [19], и Дени подружился с ним, потратив те скудные средства, что имел при себе, на подарки – еду и одежду. Когда же Видаль двинулся в обратный путь, юноша последовал за ним в Тулузу. В течение следующего года Дени постигал основные законы поэтического мастерства: сначала он учился у Видаля, потом у Пейре из Оверни [20]и у других поэтов, живших при дворе Дофина Робера I [21]. Так, путешествуя из города в город, из замка в замок, он перенял образ жизни и получил звание трувера, как именовали поэтов в северных частях Франции, на юге их называли трубадурами. Оба слова восходят к одному корню, который означает «первооткрыватель».