Джей Уильямс - Пламя грядущего

– Семимильная скачка без единой остановки, – проговорил он так, словно слова давались ему с трудом.

– Да, добрый галоп, – сказал Ричард. – Бог мой, вам следовало бы поехать с нами, вместо того чтобы дремать тут на солнышке. Мы выгнали малого из норы среди фиговых деревьев около того холма с плоской вершиной. Он согнулся в три погибели и припустился через сад, а потом по чистому полю, и нам пришлось преследовать его чертовски долго. Но он не смог обогнать Флавия. Мы выгнали его на берег реки, и я сам его заколол.

– Вы опередили всех на десять корпусов, – проворчал убеленный сединами рыцарь. – Не так уж много осталось на долю гончих псов.

Ричард расхохотался.

– Мне жаль тебя, Уолтер. – Он поднял за волосы отрубленную голову. – Мерзко выглядит дьявол, не так ли?

Дени посмотрел в безжизненные, остекленевшие глаза сарацина. На мертвом лице еще можно было различить выражение ужаса, который, должно быть, испытывал этот человек, когда копье Ричарда пронзило его спину.

– Бедняга, – вырвалось у него, прежде чем он успел прикусить язык.

Ричард отпустил голову и небрежно отряхнул руки.

– Мой добрый Дени, – сказал он. – Сочувствуешь неверным? Что бы сказали наши епископы, доведись им услышать тебя?

Дени храбро улыбнулся ему.

– Я всего лишь подумал, что каждый, на кого вы решили обрушить свой гнев, заслуживает сочувствия, милорд, – сказал он.

Король перекинул одну ногу через луку седла и расправил широкие плечи, явно польщенный. Он сбросил свою шляпу и тряхнул волосами. Солнце позолотило их своими лучами, и словно нимб засиял вокруг его головы. Дени, похлопывая ладонью по шелковистой шее лошади, подумал, что он похож на одного из воинствующих архангелов, каких можно увидеть на хорах церквей, на фресках, изображающих картины Страшного Суда.

– Что ж, благодаря ему мы развлеклись утром, – объявил седой рыцарь.

– Тот, кто убивает неверного, приуготовляет себе блаженство на небесах, – вставил Тибо де Мара звучным голосом.

– Черт с ним, с небесным блаженством, – лениво протянул Джон Фитц-Морис. – Мне больше нравятся земные удовольствия. Часок хорошей скачки и добыча в конце, как вы считаете? – Он свысока взглянул на Дени. – Конечно, я понимаю, что некоторые рыцари питают отвращение к кровопролитию…

Он сделал легкое ударение на слове «рыцари». Артур, стоя рядом и заложив руки за спину, пристально посмотрел ему в лицо.

– Небольшое удовольствие, сэр, по моему разумению, – сказал он.

Фитц-Морис вскинул брови.

– Не любите поохотиться?

Артур вспыхнул.

– Я люблю охоту, равно как и любой мужчина, – сказал он, слегка запинаясь. – Я не хотел бы вас обидеть, однако я не вижу ничего забавного в том, что двенадцать рыцарей преследуют одного человека, даже если он турок.

Все ошеломленно замолчали и невольно посмотрели на короля. Ричард, вопреки ожиданиям, был спокоен. Его брови немного нахмурились, но кончики усов топорщились в слабой улыбке. В его улыбке было что-то неуловимо опасное, повергающее в трепет гораздо больше, чем вспышка безудержного гнева, столь обычная для него. Наконец он промолвил:

– Как, Джон, ты позволишь ему одержать верх? Двенадцать против одного – возможно, он прав, а? Одиннадцать других помогали тебе, когда ты сражался с тем эмиром под Арсуфом?

Маска томной скуки слетела с Фитц-Мориса. Его щеки покраснели, как будто ему надавали пощечин, губы дрожали. Он перевел взгляд с короля на Артура.

– Не припомню, чтобы я видел вас под Арсуфом, – хрипло сказал он. – Может, ваше презрение к настоящим забавам позволяет вам прятаться за спинами слуг?

– О, какой ты гадкий, Джонни, – сказал король, покачав головой. – Зачем напоминать молодому человеку, как он отказался сражаться, когда мы были на Кипре. Я помню об этом, но я надеялся, что все остальные будут настолько добры, что забудут.

– Неправда! – выпалил Артур. – Я поклялся… Я никогда не уклонялся от сражений в Акре – милорд, вы прекрасно знаете это.

Он беспомощно пожал плечами. Он был совершенно неспособен хвастаться своими подвигами и тем более не умел защищаться от несправедливых обвинений.

Дени окаменел от ужаса. Он отчетливо понимал, какое злодеяние замыслил Ричард, но не видел никакой возможности помешать ему.

А тем временем Ричард говорил:

– Акра? Разумеется. Там ты заболел «лагерным» тифом, не так ли? И это помешало тебе подняться на пробитую стену. Ты помнишь, Джонни, правда? Хотя… ты сам ведь был где-то в другом месте в тот день, не так ли, Джон? Забыл, где именно. Кажется, припоминаю – с девкой на берегу. Не очень вежливо с его стороны говорить о двенадцати против одного, учитывая обстоятельства.

Фитц-Морис затряс головой, словно его одолевала мошкара. Он медленно выехал вперед, испепеляя взглядом Артура.

– Именно сейчас, когда вы говорили о двенадцати против одного, вы обвиняли меня в трусости, сэр?

Артур выпрямился.

– Я ни в чем вас не обвинял, сэр. Я только хотел сказать, что нам надлежит сражаться с сарацинами, осаждая Святой город, а не травить одного беднягу, как оленя.

– А ты сражаешься, удобно устроившись тут на склоне, – сказал Ричард, едва ли не шепотом. – Господи, Джон, он смеется над тобой.

Он вновь вдел ноги в стремена и слегка пришпорил коня. Животное шагнуло вперед, потеснив Артура, который таким образом оказался между королем и Фитц-Морисом, зажатый с двух сторон лошадьми.

– Мне не может нравиться человек, который терпит подобные оскорбления, Джон, – вымолвил король, пристально глядя прямо в глаза Фитц-Морису.

Фитц-Морис ответил ему отчаянным взглядом, а затем посмотрел сверху вниз на Артура.

– Ну, защищайтесь! – прорычал он, одновременно выхватывая свой меч.

Ричард подал коня назад.

– Рыцари! – вскричал он. – Вы меня поражаете. Вы хотите драться? – Его зубы поблескивали в ухмылке сквозь усы. – Итак, Хастиндж? Ты говорил о двенадцати на одного, не так ли? Чего же ты ждешь? В настоящий момент вы один на один.

Рука Артура дернулась к рукояти меча и бессильно упала.

– Я… Я не могу, – сказал он, и голос его был исполнен страдания. – Я дал торжественный обет… – Он поднял глаза на короля, и в них сверкали слезы. – Вы знаете об этом, милорд. Зачем вы меня терзаете?

– Я? Терзаю тебя? – мягко переспросил Ричард. – Ради всего святого, не возводи на меня напраслину. Я понятия не имею ни о каких клятвах. – Он метнул пронзительный взгляд на Фитц-Мориса. – А ты, Джон? Ты испуган так же, как и он. Так-так, дайте мне только вернуться в Яффу, и я всем смогу рассказать, как доблестный Фитц-Морис позволил себя поносить и оскорблять и побоялся смыть пятно позора. Двенадцать на одного. Тебя будут называть Джонни Двенадцать-на-одного!