Лиза Си - Пионовая беседка

Однажды, когда И проветривала книги из библиотеки Жэня, из одного тома выпало несколько листков бамбуковой бумаги. И подняла хрупкие, смятые листы и громко прочитала:

«Меня учили вышивать бабочек и цветы…»

Я написала это стихотворение незадолго до смерти и спрятала его вместе с другими стихами в библиотеке моего отца. Бао продал их Жэню, когда Цзе лежала при смерти.

Третья жена прочитала и другие листки — все они от времени пожелтели и стали ломкими. Она заплакала, а я подумала о том, как много времени прошло с тех пор, как я умерла. Крошащаяся бумага напомнила мне о том, что мое похороненное тело тоже разлагается.

И отнесла стихотворения к своему письменному столу, села за него и перечитала их несколько раз. В тот же вечер она показала их Жэню.

— Мне кажется, теперь я понимаю Тун. Ах, любимый, когда я читаю ее слова, мне кажется, что мы давно знакомы… Но тут многое пропущено.

Когда Жэнь купил эти стихи у моего усыновленного брата, он был вне себя от горя и потому прочитал их только сейчас. Их писала юная несмышленая девушка, но когда он вспомнил обо мне, его глаза заблестели и наполнились мечтательным выражением.

— Она бы тебе понравилась. — Он никогда не говорил ничего подобного, никогда не подходил так близко к признанию о том, что мы встречались наяву. От радости я взмыла в воздух.

На следующий день И переписала мои стихи на свежую бумагу. Она сочинила несколько строк взамен тех, что уничтожило время.

Вдруг, пока она писала, с полки упала книга. Она распласталась на полу, и из нее выпало несколько страниц. И подняла их. Это была «истинная» история комментария, который я продиктовала Цзе. Но та вырвала эти страницы и спрятала их. Потом их нашел Жэнь и опять спрятал. Эти клочки бумаги не были старыми, хрупкими или разорванными на мелкие кусочки. Они казались такими же новыми, как и прежде. И отдала их Жэню, и я забылась, глядя на то, как горе переполнило его и пролилось через края его сердца и глаз.

В это мгновение меня озарило. Я захотела, чтобы мою работу опубликовали. Поэтессы, чьи работы были собраны две тысячи лет назад, писательницы, произведения которых мои родители покупали для своей библиотеки, женщины из поэтического общества Бананового Сада не были позабыты; напротив, ими восхищались, потому что их сочинения были напечатаны. Я прошептала о своем желании И и стала ждать.

Через несколько дней она собрала свадебные украшения, завернула их в шелковый шарф и прошла в библиотеку Жэня. Там она положила шарф на стол и подождала, пока он обратит на нее внимание. Он поднял глаза и увидел, что она чем-то озабочена. Жэнь спросил ее, что случилось и что он может для нее сделать.

— Твоя первая жена Тун написала комментарий к первой части оперы, а вторая жена Цзе — ко второй. Ты получил признание благодаря им, но никто не знает и не помнит их имен. Если мы не расскажем правду, и люди не узнают о них, не будут ли они чувствовать себя обделенными, находясь в загробном мире?

— Что, по-твоему, я должен сделать? — осторожно спросил Жэнь.

— Разреши мне опубликовать завершенный комментарий.

Жэнь, вопреки моим ожиданиям, не пришел от этой идеи в восторг.

— Это будет дорого стоить, — заметил он.

— Поэтому я принесла все украшения, подаренные мне в счет выкупа за невесту. Мы можем заплатить за печать, — ответила И.

Она развязала шелковый узелок и показала свои кольца, ожерелья, серьги и браслеты.

— Что ты собираешься с ними делать? — поднял брови Жэнь.

— Отнесу в ломбард.

Ей не следовало ходить в такое место, но я буду рядом с ней, буду вести и защищать ее.

Жэнь с задумчивым видом взялся за подбородок, а затем сказал:

— Все равно этих денег не хватит.

— Тогда я заложу свадебные подарки.

Он пытался отговорить ее от такого безрассудного поступка, изображая строгого и решительного мужа.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь говорил, что ты или две другие мои жены искали славы, — гневно произнес Жэнь. — Талант женщины принадлежит внутренним покоям.

Он никогда не говорил ничего подобного, но мы с И ни капли не испугались.

— Мне все равно, что будут судачить люди, потому что я не ищу славы, — спокойно возразила она. — Я делаю это для твоих жен. Разве они не заслужили признания?

— Но они никогда не мечтали о славе! Пион не оставила ничего, заставившего бы нас предположить, что она мечтает о том, чтобы чужие люди читали ее слова. А Цзе вообще не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что она пишет, — продолжил он, стараясь взять себя в руки. — Она знала, в чем состоит долг жены…

— И как, должно быть, они сейчас об этом жалеют!

Они продолжали спорить. И терпеливо слушала мужа, но не сдавалась. Она была так настойчива, что он наконец признался в своем беспокойстве:

— Работа над комментарием погубила Пион и Цзе. Если с тобой что-нибудь случится…

— Ты тревожишься обо мне. Но ты же знаешь, я намного сильнее, чем можно сказать по моему виду.

— Да, и все-таки я переживаю.

Я его понимала. Я тоже беспокоилась об И, но мне был нужен комментарий. Ей он тоже был нужен. Я знала ее много лет, и она никогда не просила ни о чем для себя.

— Пожалуйста, разреши мне!

Жэнь взял И за руки и внимательно посмотрел ей в глаза. Наконец он сказал:

— Я согласен, но у меня два условия: ты будешь хорошо есть и много спать. Если ты почувствуешь недомогание, то в ту же минуту оставишь сочинительство.

И согласилась и немедленно принялась за работу: она стала переписывать заметки, оставленные мной и Цзе в томе, купленном в Шаоси, в новое издание «Пионовой беседки». Потом она передаст его мастерам, которые вырежут наши слова на деревянных плитах [25] Традиционный китайский метод печатания, применяемый для книг и рисунков, прямо противоположен западному. Доску с вырезанным на ней текстом или изображением покрывали тушью при помощи валика или большой кисти, потом сверху накладывали лист бумаги и прижимали его к покрытой тушью поверхности. Правильное покрытие доски тушью и равномерное прижимание к ней листа и составляли тайны мастерства китайского печатника, достичь которого можно было лишь терпением и длительной практикой. . Я забралась в тушечницу и стала водить пальцами вместе с волосками ее кисти, скользящими по бумаге.

В один прекрасный зимний день работа была закончена. И пригласила Жэня в Зал Облаков, чтобы вместе отпраздновать это. В жаровне горел огонь, но в комнату прокрадывался холод. В саду на морозе трещал бамбук, а с неба падал снег с дождем. И зажгла свечу и согрела вино. Затем они вместе с мужем стали сравнивать новые страницы с оригиналом. Эта работа требовала скрупулезности, и я, затаив дыхание, благоговейно наблюдала за тем, как Жэнь переворачивал страницы, останавливаясь в разных местах, чтобы прочитать мои слова. Несколько раз он улыбнулся. Может, он вспоминал о наших встречах в павильоне Любования Луной? Иногда его глаза словно затягивала туманная дымка. Наверное, он думал о том, как я лежала одна в постели и мучилась от тоски.