Лиза Си - Пионовая беседка

— Я видел тот же сон, — сказал он. — Но это была не Линян. — Жэнь взял ее за руки и спросил: — Где ты взяла поминальную дощечку для вчерашней церемонии?

И покачала головой и попыталась вырвать руки, но он крепко держал их.

— Я не буду сердиться, — сказал он. — Скажи мне.

— Я взяла ее не с алтаря твоей семьи, — тихо и испуганно ответила она. — Эта дощечка не принадлежит твоим тетям или…

— Прошу тебя, И! Скажи мне!

— Я хотела взять дощечку девушки, которая, как мне казалось, была больше всего похожа на Линян и так же, как она, мучилась от любви. — Заметив нетерпение мужа, И закусила губу. Наконец она призналась: — Я взяла дощечку твоей жены Пион, но потом положила ее обратно. Не сердись на меня.

— Ты видела во сне Пион, — объявил Жэнь, быстро встав с постели и схватив одежду. — Ты позвала ее.

— Но, любимый…

— Говорю тебе, это была она. Она бы не могла прийти в твой сон, если бы была предком. Видимо, она…

И тоже встала с постели.

— Оставайся здесь, — велел он. — Я сам все сделаю.

Не сказав больше ни слова, он вышел из комнаты и побежал по коридору в тот зал, где лежала моя кукла. Он встал рядом с ней на колени и положил руку туда, где у человека находится сердце. Он долго стоял рядом с ней, а затем медленно, как сделал бы это жених в первую брачную ночь, — расстегнул застежки на моей праздничной тунике. Он ни разу не отвел взгляда от глаз куклы, и я все время смотрела на него. Он постарел. Его виски поседели, а у глаз показались морщинки, но для меня он всегда будет красавцем. У него были длинные, тонкие руки. Его движения были плавными и томными. Я любила его за радость и счастье, подаренные мне, когда я жила в усадьбе семьи Чэнь, и за преданность и верность, которые он проявлял по отношению к Цзе и И.

Он обнажил тело куклы, сшитое из муслина, сел на корточки, оглядел комнату, но не нашел того, что ему было нужно. Жэнь ощупал свои карманы, но и там ничего не оказалось. Тогда он вздохнул, опустил руку вниз и разорвал живот куклы, затем вытащил мою дощечку, подержал ее перед собой, смочил языком большой палец и оттер пыль. Не увидев точки, он прижал к груди дощечку и уронил голову на грудь. Я опустилась рядом с ним на колени. Двадцать девять лет я мучилась в облике голодного духа, и теперь, глядя на него, я видела, как за те несколько секунд, когда он воображал, что мне пришлось пережить, годы моих мучений отобразились на его лице.

Он отнес дощечку в библиотеку и позвал Иву.

— Прикажи повару зарезать петуха, — отрывисто велел он. — Как только он это сделает, немедленно принеси мне кровь.

Ива не стала задавать вопросов. Когда она вышла из комнаты, я заплакала от облегчения и благодарности. Я так долго ждала, когда на моей поминальной дощечке поставят точку. И наконец…

Через десять минут Ива вернулась с миской горячей крови. Жэнь взял ее, велел Иве уйти, а сам подошел к столу, поставил миску и поклонился моей дощечке. После этого я почувствовала, что со мной стало происходить нечто необычайное, и комнату наполнило небесное благоухание. Жэнь встал и погрузил кисть в миску. На его глазах выступили слезы. Затем он протянул руку и спокойно поставил на дощечке точку, как Мэнмэй, доказывающий свою любовь к Линян.

В это же мгновение я перестала быть голодным духом. Душа, которая оставалась в моем призрачном теле, разделилась на две части. Одна из них оказалась в дощечке. Оттуда я могла вблизи наблюдать за жизнью моей семьи. Вторая продолжила свое путешествие по загробному миру. Я возродилась — нет, не воскресла, но теперь наконец-то я была полноправной первой супругой Жэня. Я обрела свое место в обществе, в семье и во Вселенной.

Я засияла от радости, и этот свет озарил всю усадьбу. А затем я воспарила вверх, чтобы начать странствие и стать предком. Я в последний раз посмотрела на Жэня. Пройдет немало лет, прежде чем мой прекрасный поэт присоединится ко мне на просторах загробного мира. А до тех пор я буду жить для него в своих сочинениях.

В 2000 году я написала для журнала «Vogue» небольшую статью о постановке «Пионовой беседки» в Линкольн-Центре. Когда я искала необходимые для написания этой статьи материалы, я натолкнулась на рассказ об умирающих от любви девушек. Этот вопрос очень заинтересовал меня, и даже спустя долгое время после того, как я закончила статью, я продолжала думать о них, потому что обычно мы слышим, что в прошлом не было ни художниц, ни женщин-историков, ни искусных поварих… Но, разумеется, такие женщины были. К сожалению, слишком часто их достижения были утеряны, позабыты или искусно скрывались. Поэтому, когда у меня выдавалась свободная минутка, я разыскивала все, что могла найти о «томящихся от любви» девушках, и наконец поняла, что они были частью другого, более крупного феномена.

В середине XVII века в дельте китайской реки Янцзы публиковалось больше сочинений женщин, чем в любой другой стране мира. Я имею в виду, там публиковались произведения тысяч женщин с перебинтованными ногами, нередко живущих взаперти в богатых домах своих семей. Некоторые семьи издавали всего несколько стихотворений матери или дочери, когда хотели почтить их память или воздать им почести, но были и другие женщины — профессиональные писательницы, чьи сочинения читало множество людей. Они помогали своей семье деньгами, вырученными благодаря продаже своих книг. Как же так получилось, что эти женщины совершили нечто столь поразительное, а я ничего об этом не знала? Почему никто об этом не знает? Тут я познакомилась с «Комментарием трех дам» — это была первая книга такого рода в мире, написанная женщинами, — более того, тремя женами. После этого мой интерес превратился в наваждение.

В моей книге затрагивается несколько важных тем: «Пионовая беседка», томящиеся от любви девушки, «Комментарий трех дам» и социальные изменения, которые привели к его написанию. Я знаю, что все эти темы довольно сложные и, кроме того, они часто переплетаются, а потому, пожалуйста, внимательно прочитайте мои объяснения.

События оперы «Пионовая беседка», написанной Тан Сяньцзу, происходят во времена династии Сун (960—1127), но он описывал эпоху династии Мин (1368–1644) — время, когда в Китае процветали искусства, но также бушевала политическая неразбериха и коррупция. В 1598 году, в год создания оперы, Тан превратился в одного из самых ярых поклонников цин — глубоких эмоций и сентиментальной любви.

Как все хорошие писатели, Тан изображал то, в чем прекрасно разбирался, но не надо думать, что правительственным чиновникам это понравилось. Различные группы людей стали немедленно выступать за то, чтобы подвергнуть оперу цензуре, поскольку они сочли ее чересчур политизированной и непристойной. Тут же появились новые варианты оперы. Наконец, из пятидесяти пяти сцен, первоначально составлявших эту оперу, осталось всего восемь. Текст пострадал еще больше. Некоторые варианты были сокращены, другие подвергнуты цензуре или полностью переписаны, чтобы соответствовать поменявшимся устоям общества.