Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

Все!

«Когда я вбежал в комнату Ильича, заставленную лекарствами, полную докторов, — писал в годовщину смерти диктатора Бухарин, — Ильич делал последний вздох. Его лицо откинулось назад, страшно побледнело, раздался хрип, рука повисла. Ильича, Ильича не стало».

Неправда, он есть.

Частицы его сознания бесконечно растворены в людях, ибо он выразил их устремления. Он ничего своего не добавил. Он только подслушал, что думает народ, о чем мечтает, — и с холодной расчетливостью воплотил это в жизнь. Поэтому он (Ленин) всегда есть. Пока есть русский народ с его мечтой о лучшей доле, Ленин нетлен.

Троцкий писал [157] Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Т. 2. М., «Книга», 1990, с. 206–208. :

«Сам Ленин считался крепышом, и здоровье его казалось одним из несокрушимых устоев революции. Он был неизменно активен, бдителен, ровен, весел. Только изредка я подмечал тревожные симптомы. В период первого конгресса Коминтерна он поразил меня усталым видом, неровным голосом, улыбкой больного. Я не раз говорил ему, что он слишком расходует себя на второстепенные дела. Он соглашался, но иначе не мог. Иногда жаловался — всегда мимоходом, чуть застенчиво — на головные боли. Но две-три недели отдыха восстанавливали его. Казалось, что Ленину не будет износа.

В конце 1921 г. состояние его ухудшилось. 7 декабря он извещал членов политбюро запиской: «Уезжаю сегодня. Несмотря на уменьшение мною порции работы и увеличение порции отдыха за последние дни, бессонница чертовски усилилась. Боюсь, не смогу докладывать ни на партконференции, ни на съезде Советов».

Значительную часть времени Ленин стал проводить в деревне под Москвой (в Горках — Ю. В.)…

Состояние здоровья его продолжало ухудшаться. В марте (это уже 1922 г. — Ю. В.) усилились головные боли. Врачи не нашли, однако, никаких органических поражений и предписали длительный отдых. Ленин безвыездно поселился в подмосковной деревне. Здесь в начале мая его и настиг первый удар…

«Только и есть два исправных сердца, — говорил Льву Давидовичу профессор Гетье, — это у Владимира Ильича да у вас. С такими сердцами до ста лет жить». Исследования иностранных врачей подтвердили, что два сердца из всех ими выслушанных в Москве работают на редкость хорошо: это сердца Ленина и Троцкого. Когда в здоровье Ленина произошел внезапный для широких кругов поворот, он воспринимался как сдвиг в самой революции…»

Итак, первые серьезные признаки сосудистого поражения дали о себе знать после июня 1921 г. Предельные обострения (с угрозой жизни) произошли 25–27 мая 1922 г. и 10 марта 1923 г.

Понимание состояния Главного Октябрьского Вождя имеет Принципиальное значение: действительно ли за него говорила болезнь, как это утверждал за спиной Ленина «чудный грузин», или главный вождь сохранял основные свои качества? Ведь именно разложенный болезнью Ленин наговаривает завещание партии и некоторые статьи (скорее заметки), пытаясь влиять и на обстановку в партии. В эти месяцы происходит неожиданно злое столкновение со Сталиным, и именно в эти месяцы Ленина посещает мысль о том, какую опасность представляет бюрократизация власти, в том числе и партии, а это ведь один из главных упреков и Троцкого.

М. И. Ульянова рассказывала:

«Зимами 20–21, 21–22 (гг.) В. И. (Владимир Ильич. — Ю. В.) чувствовал себя плохо. Головные боли, потеря работоспособности сильно беспокоили его. Не знаю точно когда, но как-то в этот период В. И. сказал Сталину, что он, вероятно, кончит параличом, и взял со Сталина слово, что в этом случае тот поможет ему достать и даст цианистого калия. Сталин обещал. Почему В. И. обратился с этой просьбой к Сталину? Потому что он знал его за человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности. Больше ему не к кому было обратиться с такого рода просьбой.

С той же просьбой обратился В. И. к Сталину в мае 1922 г. после первого удара. В. И. решил тогда, что все кончено для него, и потребовал, чтобы к нему вызвали на самый короткий срок Сталина. Эта просьба была настолько настойчива, что ему не решились отказать. Сталин пробыл у В. И. действительно минут 5, не больше…» [158] «Известия ЦК КПСС», 1989, № 12, с. 197–198.

Приступы 25–27 мая 1922 г. влекут за собой утрату Лениным способности воспринимать речь, то бишь превращают в бессмысленное нечто. Для его утопии это подлинная трагедия. Что кому он успел доказать?

Вождь только тупо смотрит перед собой — и никаких иных признаков жизни: только опускаются и поднимаются веки. Его кормят, за ним убирают, сам он лишь смотрит в одну точку — это подлинно живой труп. К счастью для Ленина, это состояние относительно быстро минует. В общей сложности главный вождь на месяц теряет способность говорить, писать и понимать что-либо.

Каким холодным ужасом остались в памяти эти недели!

Он только взялся за страну, подчинил себе. Сметены все препятствия, за ним — победа в Гражданской войне. Найдены рычаги преодоления кризиса — это, разумеется, нэп. Страна готова для великого эксперимента. Он готов научить людей жить иначе. Он сведущ, как подступиться к миру, чтобы он тоже принял красный цвет. Уже сейчас над ним тень серпа и молота. «Мы не рабы, рабы не мы!» Он все это знает, а что, безусловно, важнее — умеет, может!..

Он только всему этому научился!

Мир принадлежит научному коммунизму. Завтра он станет коммунизмом действительности. Страна, мир принадлежат партии, а партия — это прежде всего он, Ульянов-Ленин, — великая мечта трудового человечества. Он столько лет пробивался к этому! Он и не допускал, что это могло случиться при его жизни. Но все сбылось!

Сбылось, но он должен умереть.

И он проклинал тот миг, проклинал… Самые леденящие кровь проклятия!..

Троцкий чувствовал истинное отношение к себе вождей-ортодоксов большевизма. Никакие заслуги и мужество не могли его сделать «своим». Безусловно, мешал и гордый, заносчивый нрав — не лучшее качество для политика. Сталина же Троцкий просто терпеть не мог. На мой взгляд, не столько из-за крупности, как соперника, сколько из-за дремучей ограниченности по всем направлениям знаний и культуры. Он не признавал за Сталиным сколь-нибудь значительного ума вообще.

Обстановка для сотрудничества, конечно же, не из приятных. Очевидно, и Ленин проявлял себя в отдельные моменты далеко не джентльменом. Ничем иным нельзя объяснить внезапную вспышку Троцкого на одном из заседаний политбюро. Думаю, Троцкий в данном случае не грубил, а защищался от чьих-то попреков, нападок, выходок, ставших возможными благодаря Ленину. Может, и сам Ленин, пользуясь возрастом, старшинством и авторитетом, допустил оскорбительные намеки или сравнения.