Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

На допросах часто называют улицы, площади Иркутска или Омска. Александр Васильевич скверно знает Омск, еще хуже Иркутск. Названия улиц ничего не говорят.

Он докуривает трубку, выколачивает ее о край лежанки и бормочет:

— Не накроют тебя, адмирал, андреевским флагом.

В 1910–1915 гг. суда Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана «Таймыр» и «Вайгач» собрали обильную научную жатву, совершив, кроме того, сквозной переход по Северному морскому пути, правда в две навигации.

Парусно-моторная шхуна «Заря» не шла ни в какое сравнение с этими стальными судами ледокольного типа. Суда были новейшей постройки, спущены на воду весной 1909 г. Александр Васильевич принимал участие не только в делах и заседаниях Гидрографической экспедиции, но и в обсуждении проекта, а после — и в строительстве этих судов. Непотопляемостью судов занимался один из высших кораблестроительных авторитетов, академик Крылов. Это принесло Алексею Николаевичу мировое признание… Не раз вместе бражничали. Оба ценили друг в друге преданность флоту и страсть к науке. Несомненно, не будь войны, Колчак в ближайшее время занял бы место академика в Российской академии наук. Заслуги его в исследовании Севера были огромны.

В 1913 г. начальствование над практической экспедицией взамен заболевшего генерал-майора Сергеева принял командир «Таймыра» капитан второго ранга Борис Вилькицкий — сын начальника Главного гидрографического управления Андрея Вилькицкого.

Экспедиция завершила поиск, предпринятый в свое время Колчаком. Тогда, на острове Беннетта, Александр Васильевич не смог забрать геологическую коллекцию барона Толля. Поисковая партия обнаружила ящики с образцами, но сил и времени для дальнейшего розыска и переноса грузов не оставалось — поджимала полярная осень. Вельбот, на котором пробивалась поисковая партия, годился лишь для прибрежного плавания, но никак — в открытом океане. Льды появлялись совершенно неожиданно и порой со всех сторон. Весь поиск являлся поступком героическим.

Александр Васильевич составил подробное донесение с картой и географическими привязками, подчеркнув научную ценность брошенной коллекции.

В сентябре 1913 г. «Таймыр» и «Вайгач» приблизились к острову Беннетта. Матросы-добровольцы с обоих ледоколов под командованием лейтенанта Жохова высадились на той части берега, которая была указана Колчаком. В островной долине покоились четыре ящика и корзина с геологическими образцами, а также два полуметровых обломка бивней мамонта. Все, как оставил Колчак.

Лейтенант Жохов с матросами установил на острове деревянный крест с чеканкой по медной доске:

«Памяти погибших в 1902 году начальника экспедиции Эдуарда Васильевича Толля, астронома Фридриха Зееберга, проводников Василия Горохова и Николая Протодьяконова.

5 сентября 1913 года»

Тогда же экспедицией была осуществлена подробная съемка острова Беннетта.

Александр Васильевич изучал отчет Бориса Вилькицкого. Он прикидывал новые, уже свои плавания.

«…Свою веру защищаешь не тем, что отправляешь другого на костер, а лишь тем, что в огонь за нее идешь сам».

Александр Васильевич этих слов Льва Толстого не знал, но сейчас именно так думал: удалось ли ему это, хотя бы это — сгореть самому.

В этом ведь тоже великий смысл. Порой гибель — как победа. Удастся ли ему это?..

Или все, что было и будет, только поражение, провал, бездна?..

Он сидит на краю лежанки, смотрит в одну точку и думает только об этом, уже какой день — только об этом…

Около трех лет понадобилось Александру Васильевичу для обобщения материалов северного плавания. 22 марта 1906 г. он выступает с докладом в заседании Академии наук «Лед Карского и Сибирского морей». В 1909 г. выходит сборник его научных работ.

Денике по листочку Чудновского лепит вопросы, а сам председатель губчека в сторонке. Это дает ему возможность лучше понимать адмирала — как на просвет он перед Семеном Григорьевичем. Основные вопросы выяснены, так, «мелочевка» осталась. Отплясался адмирал. Быть ему, беззубому хрену, с пломбой. Небось заблажит. Мамочку и Господа вспомнит. Поваляешься в ногах, ваше высокопревосходительство!

— Я прошу Тимиреву не принимать всерьез, — вдруг заявляет Александр Васильевич. — Она мне чужая. Вы можете погубить невинного человека.

Попов оторвался от записей и заулыбался. Сразу стало ясно: не раз толковали о Тимиревой — так сказать, точка зрения выработана. А товарищ Чудновский с ходу подумал о супруге адмирала — Софье Федоровне — и налился смехом: чужую пашню пашет, а своя в залежи… А может, и есть у нее там, в Париже, хахаль. И на железо свел мышцы лица, чтобы и в самом деле не хохотнуть.

— Это не ваша забота, — говорит адмиралу Денике. — Мы уж разберемся.

И смотрит на Попова.

Чудновский вспомнил: «Косухин обещал заехать. Вместе договорились пощупать одну квартиру. Люди готовы. Накрыть бы Жар-децкого… а заодно и Глушкова, Холщевникова, Иванцова… Вот был бы улов!»

— Если бы вас освободил Каппель? — вдруг спрашивает Денике и аж привстает.

— Я бы опять взялся за оружие. Вы, большевики, губите Россию. И никакого другого языка не понимаете, кроме силы. Но живым я уже вам больше бы не дался. Ни я, ни Анна Тимирева…

Смотрит на девку Флор Федорович и дивится: «Кто, из какой драгоценной породы вырезал эти линии?»

А девка на свой лад толкует его внимание: ярится комиссар, с собой удержу нет. Ничего, сейчас она даст ему полное понимание.

Крутится голышом, а в постель лезть не смеет. Вроде нет команды, осерчает еще. Ишь черный какой!

А Флор Федорович и призабыл о стуже, гостье своей, самогонке.

В комнате шибко морозит, аж под одеждой холод щупает, а тут голышом. Девка зубами постукивает и злобится. Суслик чернявый! Ничего, погодь… Сейчас она даст ему полное понятие. Чай, не таких до непробудного сна укатывала. И этого укатает… Подумаешь, комиссар! Сейчас она его без продыху…

Флор Федорович привел ее из Глазкова, промышляла у чехов. Тоскливым, волчьим глянуло возвращение в гостиницу.

Девка стынет, роется в своем барахлишке — одеться, что ль, застудит, хрен бородатый. Ему что, в комиссарской сбруе. А Флор Федорович решил, будто она дырок в чулке да исподнем застеснялась.

— Дырок стыдишься? — говорит. — Стыдно быть подлецом, а все остальное не стыдно. Все остальное — человеческое и понятное.

Тихо в гостинице, тоже затаилась. Кровь чует…

— Как звать? — спрашивает Флор Федорович по прозванию Три Фэ и кивает: мол, давай под одеяла. Сам заходил по номеру, маузер поерзывает на ляжке. Оружие.

— Арина, — шепчет девка.

Трясет ее от холода, тянет одеяла на подбородок. А постель-то ледяная! Не удержалась и тихонечко пустила по матушке. Чтоб ее, эту постель!..