Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Да.

— Потом депутатом в Национальном собрании?

— Вы это знаете так же хорошо, как и я.

— Вы осудили на смерть короля?

— Я действовал по совести, — спокойно отвечал Баррас.

— Наконец теперь вы во главе Директории и несколько часов назад были первой особою во Франции?

Баррас молчал.

— Гражданин Баррас, — продолжал замаскированный, — как отрекшийся дворянин, как враг короля, вы заслужили смерть.

— Господа! — презрительно сказал Баррас. — Имею честь повторить вам, что мне приятнее было бы сейчас познакомиться с вашими кинжалами. Эти громкие фразы, как и ваше напыщенное и ложное правосудие, утомляют меня в высшей степени.

Замаскированный продолжал:

— Однако для вас есть способ искупить вину.

— Неужели? — с насмешкой спросил директор.

— Хотите возвратить Францию королю?

— Господа! — холодно сказал Баррас. — Я думаю, что вы мне предлагаете условие…

— Может быть.

— Посмотрим! — иронически сказал директор.

— Король Людовик XVIII сделает графа де Барраса мэром Франции и генерал-лейтенантом королевства.

— Еще что?

— Он назначит ему из своей казны пенсию в триста тысяч ливров.

— Сумма недурная! — с насмешкой сказал Баррас.

— И сделает его герцогом.

— Очень хорошо. Но, чтобы заслужить все эти милости, что должен сделать я?

— Возвратить Францию королю.

Баррас молчал с минуту, и это молчание заставило забиться надеждой все сердца. Но надежда эта была недолгой, потому что директор сказал:

— Господа! Я очень признателен моим старым друзьям, что они вспомнили обо мне, но я еще более признателен моей совести, что она не оставляет меня в подобную минуту.

Эти слова возбудили ропот, и директор прибавил:

— Вы хорошо сделали, господа, напомнив мне, что я был дворянином, потому что дворянин не изменяет своим клятвам. Я поклялся в верности Республике. Франция вручала мне власть, отняв ее у людей, обрызганных кровью. Я не изменю Франции!

Эти слова произвели сильное впечатление на замаскированных. Но Баррас, возвысив голос, продолжал:

— Не я, Франция должна решить, следует ли переменить порядок дела. Вы вероломно похитили меня, вы привезли меня сюда, вы употребили всевозможные способы обольщения, прежде чем перешли к угрозам; я неподкупен для одних, я презираю другие. Говорю еще раз: обнажите свои кинжалы!

— Итак, ты отказываешься? — сказал Каднэ.

— Отказываюсь!

— Берегись! — заметил Машфер.

— Скорее берегись ты, несчастный заговорщик! — возразил Баррас.

Человек в маске опять заговорил:

— Гражданин директор, подумайте, что таким образом вы произносите свой смертный приговор.

— Господа! — хладнокровно сказал Баррас. — Я так же как и вы, служил королю, но я ему служил, когда этого требовал мой долг. При осаде Мадраса я умел показать моим товарищам, что я не отступаю перед смертью. Прекратите же ваши угрозы, они для меня оскорбительны.

Машфер и Каднэ потупили головы.

— Мы служим под разными знаменами, — продолжал Баррас, — ваше в настоящую минуту, по крайней мере у меня, вызывает одно лишь возмущение.

— Негодяй! — прошептали несколько голосов.

— А мое, — холодно закончил Баррас, — то, которое выбрала сама Франция.

Скрестив руки на груди, он, по-видимому, ждал смерти. Тогда президент таинственного трибунала встал и сказал:

— Господа! Какое наказание, по вашему мнению, заслужил гражданин Баррас?

— Смерть! — отвечали один за другим одиннадцать голосов.

Только Каднэ и Машфер промолчали. Баррас пожал плечами, презрительная улыбка скользнула по его губам. Президент сделал знак, занавес в глубине залы приподнялся, как в театре, и Баррас, как ни был храбр, а отступил.

Он отступил, бледный, с окаменевшим лицом, лишь капли пота на лбу выдали его волнение.

В глубине залы на подмостках футов в шесть вышины стояла гильотина, а на платформе — человек, замаскированный, как и судьи, но в рубашке и с голыми руками.

Это был палач.

— Гражданин Баррас, — сказал тогда президент, от которого не укрылось волнение директора, — в последний раз подумайте!

Но Баррас выпрямился, гордая улыбка появилась на его губах, и он благородно откинул голову назад.

— Имею честь повторить вам, господа, — сказал он, — что вы хорошо сделали, напомнив мне, что я дворянин…

Каднэ и Машфер, не предвидевшие этой развязки, переглянулись с изумлением. Президент прибавил:

— Когда так, граф, если вы хотите умереть как христианин, то пора… между нами есть священник, и он отпустит ваши грехи…

Один из замаскированных встал и спокойно сделал к Баррасу шаг, но в ту же минуту дверь залы отворилась и вошла женщина.

При виде этой женщины Баррас почувствовал, что душевные силы оставляют его, и провел рукой по мокрому лбу.

Вошедшая женщина была та несчастная и прекрасная маркиза де Валансолль, жена без мужа, мать без детей, которую Баррас любил в молодости и на которой должен был жениться.

Она была бледна и печальна, но ее глаза сверкали необыкновенной решимостью.

— Остановитесь! — сказала она.

Повелительным взглядом обвела она всех этих людей.

— Не нам, — прибавила маркиза, — не нам, жертвам, не нам, гонимым, выказывать себя неумолимее наших палачей.

Она стала перед Баррасом как бы для того, чтобы защитить его своим телом.

— Пока я жива, — сказала она, — вы не отнимете жизнь у этого человека!

— Маркиза, — сказал президент трибунала, осудившего Барраса, — если мы помилуем этого человека, он всех нас отправит на эшафот.

— Голова уже не держится на плечах, — прибавил Машфер.

— И моя качается, — заключил Каднэ.

За маркизой вошел мужчина, тот старичок, на котором был жилет из человеческой кожи.

— Граф, — сказал он, — кавалер д’Эглемон, ваш друг, дал мне одно поручение, прежде чем взошел на эшафот.

Баррас замер.

— Он хотел, — продолжал Суше, — чтобы я когда-нибудь добрался до вас и уговорил сделаться опять верноподданным короля.

Директор пожал плечами. Президент продолжал, обращаясь к маркизе де Валансолль:

— Гражданин Баррас осужден.

— Но он не умрет, — возразила маркиза.

— Он отказался от наших предложений… — сказал Каднэ.

— Если мы оставим его в живых, мы сами умрем, — прибавил Машфер.

— Господа, — сказал, в свою очередь, Баррас, целуя руку маркизы, — вы меня осудили и хорошо сделали.

— А! Ты сознаешься! — вскричал Машфер.

— Потому как если вы выпустите меня отсюда… — продолжал Баррас.

— Тогда что? — спросил Машфер.

— За дверьми Бала жертв Баррас сделается опять первым директором Французской республики.

— И велите нас арестовать, не так ли?

— Арестовать и судить.

Баррас обернулся к маркизе де Валансолль и сказал: