Ион Деген - Рассказы (публикации 2009–2017 годов)

Но депутат Совета Национальности товарищ Балицкий тоже оказался врагом народа. В отличие от капитана Строкача, депутата Совета Союзов, который после войны стал наркомом Внутренних дел. Потом министром.

А моё посещение заставы, стрельбы из револьвера «наган», из пистолета «ТТ», из винтовки, метание гранаты, вольтижировка очень пригодились мне уже в первых боях, правда, без вольтижировки, пеши, в боях, которые начались всего лишь через четыре года после первого посещения заставы. Свой в семье пограничников, я с гордостью считал себя чекистом.

В конце января 1942 года, выписанный из госпиталя после ранения в никуда, в продпункте станции Актюбинск я случайно столкнулся с капитаном-пограничником Александром Гагуа, с которым был хорошо знаком. Он служил в Могилёве-Подольском в 21-ом погранотряде. Капитан отправил меня к своему отцу в Грузию, написав два письма — отцу и председателю колхоза в их селе. Мог ли я на всю жизнь не сохранить благодарности такому чекисту?

Так уж получилось, что общение моё с чекистами перемежалось, то с хорошими, то с плохими. Вот в октябре 1942 года я попал в лапы чекиста, смерша 70-ой отдельной стрелковой бригады. Не знаю его звания. Он был в свитере. Мой подчинённый Степан Лагутин принял на себя предназначенный мне удар его кулака. Трудно представить, чем мог бы кончиться для меня, семнадцатилетнего, такой удар. Мощный почти двухметроворостый Степан еле устоял на ногах. Смерш выходит был не менее мощным. А вся его контора, в подвале которой ночь, день и ещё одну ночь со Степаном мы ожидали смертной казни, оказалась такой же мощной и такой же гнусной.

Но вытащил нас из этого страшного подвала тоже чекист, смерш. Правда, на сей раз начальник особого отдела нашего 42-го отдельного дивизиона бронепоездов. Он хорошо знал и Степана, и меня. Так что я ещё не мог полностью избавиться от детских суждений и однозначно заключить, что абсолютно все энкаведисты, то есть, чекисты оконченные сволочи. Хотя потом, уже в танковой бригаде, оба известных мне смерша, батальона и бригады, с которыми мне, увы, пришлось познакомиться, оказались удивительными гадами.

О студенческих годах ничего сказать не могу. Тогда ещё не знал. Да и сейчас не могу сообщить ничего больше того, что вы узнали из моей беседы с профессором Семёном Резником.

А вот вскоре после начала моей врачебной деятельности произошло событие, о судьбоносности которого я узнал только спустя четыре с половиной года. Не событие произошло, а чудо.

Действительно, случилось невероятное. В начале 1952 года вместо заведующего отделением профессора Елецкого, по непонятной мне причине почти три недели симулировавшего заболевание, я удачно прооперировал мужчину со старым огромным болезненным рубцом, результатом ранения разрывной пулей. Летом 1956 года случайно встретил его в парке. В тренировочном костюме, он выгуливал величественного сенбернара. Врач и пациент обрадовались встрече. Разговорились. Оказывается, пациент, когда я оперировал его, был заместителем министра госбезопасности Украины. Вот, оказывается, почему симулировал профессор Елецкий! Год спустя, в январе 1953 года замминистра прилагал немалые усилия, чтобы исключить меня из списка врачей-вредителей, шпионов и изменников, которые будут приговорены к смертной казни. А уже через короткое время сам должен был спасаться от этого.

О том, как я вычислил и разоблачил стукача, врача скорой помощи, мной написан бесхитростный рассказ, в котором нет никакой беллетристики. Ну, просто протокол.

А нашего рентгенолога Ц. (простите, не называю её фамилии) разоблачать не было необходимости. На расстоянии пушечного выстрела без затруднений в ней можно было обнаружить примитивного стукача. Её медицинским багажом мне пользоваться не приходилось. Даже не зная рентгенологии на порядок лучше её… Тут я застопорился. Что значит на порядок лучше неё? Она ведь ничего не знала. Еврейка. Правда, член партии. Но даже хороших врачей евреев членов партии запросто выбрасывали с работы. А Ц. оставалась неприкосновенной. Когда она входила в мой кабинет с явной целью выведать хоть что-нибудь для отчёта о своей чекистской деятельности, я задавал ей непременный вопрос: «Ц., расскажите, каким образом вам удалось получить диплом врача?» Она отмахивалась, пытаясь превратить всё в шутку.

— Ц., (бращался к ней исключительно по фамилии без предваряющего слова доктор, никогда не по имени и отчеству), хотите, я продиктую вам что-нибудь противоречащее генеральной линии нашей партии и правительства, чтобы вы смогли отчитаться в КГБ. Без этого вас, наконец, просто выбросят к такой-то матери.

Разъярённая Ц. выскакивала из кабинета. Интересно, что она писала в своём отчёте?

Но, к превеликому сожалению, бывало, что даже честный человек вызывал подозрение. Не стукач ли он? А однажды я чуть не поддался на провокацию.

Наш сын читал уже в трёхлетнем возрасте. Я вспомнил, как он в своей кроватке живо реагировал, читая книжечку Ефима Чеповецкого. Ещё несколько книжечек этого автора в кроватке ждали своей очереди. Сын читал их повторно. Я взял одну из них, желая узнать, что вызывает у сына такой восторг. Действительно, здорово! Хорошо написанное с одинаковым удовольствием читают и дети и взрослые. А вспомнил я сына, читающего Ефима Чеповецкого, когда один мой приятель посоветовал мне не поддерживать отношений с Чевовецким, с которым я познакомился незадолго до этого.

— Понимаешь, работает он в клубе МВД, живёт на улице Чекистов.

— Ну и аргумент! Я живу на улице Розы Люксембург, на которой этот клуб, да ещё управление КГБ. Так в чём ты меня обвинишь?

— Ну, а то, что он заходит не просто в твой подъезд, а в гости к твоему ближайшему соседу?

Я задумался. Это случилось уже после разговора жены нашего ближайшего соседа с моей женой, и после фразы средней дочери нашего ближайшего соседа, походя брошенной мне на автобусной остановке. Я задумался.

С нашим ближайшим соседом я познакомился, как только мы въехали в нашу новую квартиру. Пенсионер. Бывший полковник КГБ. В ту пору я уже знал, что бывших кагебистов не бывает. Сдружила нас любовь к столярничанию. У нас был общий верстак. Я считал себя неплохим столяром. Но сосед был лучше меня. Многому я у него научился. Зато это его преимущество я компенсировал тем, что был лучшим слесарем. Разумеется, работая вместе, мы беззаботно беседовали. Но однажды жена соседа сказала моей жене: «Люся, предупредите Иона Лазаревича, чтобы он был осторожен в беседах с моим мужем. Это страшный человек. У него руки по локти в крови». А дня через два, когда я ждал автобус на остановке, средняя дочка соседа почти теми же словами огорошила меня.

Поэтому я не мог не отреагировать на слова о дружбе или даже знакомстве Ефима Чеповецкого c нашим соседом. Человек не очень деликатный, я упомянул об этом при первой же встрече с Ефимом. Он грустно улыбнулся и сказал: