Ион Деген - Рассказы (публикации 2009–2017 годов)

В армии я прочно усвоил правило — ко всякому дураку обращайся рангом выше. Не знаю, в каком звании был молодой человек. Возможно, лейтенант, даже капитан. Но звания ниже младшего лейтенанта для него у меня не могло быть. Ни одному своему пациенту я случайно не причинял такой боли, как этому соседу, низведя его до младшего лейтенанта. Надо отдать ему должное. Он терпел молча. Не выдержал, когда я спросил его:

— Товарищ младший лейтенант, дать вам мою визитную карточку, или вы и без неё сможете отчитаться? — В ту пору я уже был одним из редчайших в Киеве обладателей визитной карточки, тоже интересная тема.

Сосед молча встал, кивнул официанту и, не уплатив, вышел из ресторана. Для врача я избыточно брезгливый. Но, в коньячный бокал соседа, окунув палец и, лизнув его, определил, что в бокале не коньяк, а ситро! И без дегустации я почему-то не сомневался в этом. Чудесный вечер! Жаль только, что предоставил жене очередной повод пилить меня за мальчишество. Стоп! А метрдотель? А официант? Они ведь знали, кто наш сосед. Продолжить эту мысль?

Сколько ещё встреч и общений с чекистами можно извлечь из моей памяти!

Но именно сцена у телевизора во время 25-го съезда КПСС с Меиром Вильнером на экране ярче всего вспомнилась мне во время первого официального визита в Службу безопасности Израиля. Симпатичный тридцатипятилетний следователь, явно не выходец из Советского Союза, вероятнее всего, сабра, но с очень неплохим русским языком, удивил меня знанием подробностей моей биографии. Он бодро перечислял моих высокопоставленных пациентов. Когда дошёл до генерала-замминистра, или зампредседателя, я тут же рассказал о сцене у телевизора, и спросил, почему агент КГБ Меир Вильнер не в тюрьме, а в Кнессете. Следователь улыбнулся и спросил:

— А вы можете представить нам документы? Понимаете, доктор, документы, а не слова. Вы в демократической стране, подчиняющейся законам. Суду необходимы настоящие доказательства, документы. Понимаете?

Со следователем неофициально я общался ещё два раза. Он приходил к нам в гости. Его обрадовало, когда я дал ему книгу «Улицы Киева». А второе официальное общение было связано с получением допуска сыном, отслужившим в армии и начавшим работу, требующую допуска. Речи о высокопоставленных пациентах уже не было. А как возникла тема Леопольдвилля, не помню. Дело в том, что там, у президента республики Конго работал мой бывший киевский пациент. Я знал, что он кагебист. Он не скрывал этого в беседах со мной. Так вот этот самый временный работник президента однажды позвонил мне из Леопольдвилля в Киев. У местного врача возникли проблемы, связанные с лечением моего бывшего пациента. Врач нуждался в консультации. Французского я не знаю. Пациент был переводчиком. Врач неоднократно благодарил меня. Всё окончилось благополучно. Возвратившись в Киев, пациент привёз мне марки. Но главное — среди них были израильские, о которых я так мечтал!

— Не знаете ли вы, где он в Леопольдвилле взял израильские марки? — Спросил следователь.

— Знаю. Он дружил там с израильтянином, занимавшимся сельским хозяйством, — ответил я. — Мне об этом рассказывал пациент.

Следователь буквально подскочил:

— Конечно, занимался сельским хозяйством! Что ж вы мне не рассказали об этом, когда мы впервые встретились? Вы понимаете, как мы нуждались в этой информации? У нас ведь были подозрения, что КГБ связан с работником нашего министерства сельского хозяйства!

— Но вы ведь меня об этом не спросили. И вообще о многом не спросили. А сколько я мог тогда рассказать. Вот, например, была в нашей больнице врач, удивительно красивая женщина. Говорили, что она не то бывшая баронесса, не то графиня. В общем, каким-то образом уцелевшая аристократка. Общались мы с ней очень редко. Перед самым нашим отъездом, она подошла ко мне и сказала, что давно пыталась поговорить со мной об этом. Но не решалась. Стеснялась. У неё есть дочь. Девушка невероятной красоты. Но не это главное. «Как мне хотелось познакомить дочку с вашим сыном, — сказала она. — Мечтала о том, чтобы дочка вышла замуж за вашего сына. Вы сейчас уезжаете. Я так мечтала о том, чтоб дочка могла вырваться из этой проклятой страны! Как я завидую евреям, у которых появилась такая возможность! Я просто не понимаю евреев, которые при таком сволочном отношении к ним, могут оставаться законопослушными этому подлому государству. И даже больше того. Способствовать КГБ. Вот в нашем доме два инженера-еврея работают на КГБ. Не понимаю». Я знал, что врач живёт на Березняках, знал её адрес. Можно было выяснить фамилии этих двух евреев. Приезжают ведь сюда сейчас многие. Среди них могут быть те самые евреи. Способствующие.

— Назовите фамилию и имя отчество врача.

— Забыл. Почему вы тогда меня не спросили?

Забыл. Забыл, как и многое, что не казалось мне важным.

А сейчас беседа с профессором Семёном Резником заставила меня вспомнить. Нет, не фамилию и имя-отчество красивой женщины врача.

Много лет прошло после разговора со следователем. Это уже давно не актуально. Другое всплыло из беседы. В группе двадцать четыре студента. По меньшей мере, в ней был один стукач. В Израиле порядка миллиона бывших граждан Советского Союза. Если следовать пропорции, из них примерно сорок одна тысяча бывших стукачей. Ладно, это сомнительная, просто невероятная статистика. Допустим, не сорок одна тысяча, а только треть. Не многовато ли это для маленького Израиля?

Почему человек становится стукачом? Причин много. Скажем, причина, не вызывающая брезгливого презрения, самая, можно сказать, благородная. Стукач по идейным соображениям. Беспредельная преданность системе. Но ведь именно таким, беспредельно преданным системе, я ещё оставался во время дикого спора с Зюнькой Коганом. Во время войны младший лейтенант Захар Коган был командиром танка. Крепко мы тогда с Зюнькой сцепились. Выпили вроде немного. Зюнька сказал, что только клинический идиот может не видеть преступности этой страны, этой подлой партии, этой шайки ЦК во главе с неслыханным убийцей Сталиным, неслыханным, уникальным в истории человечества. А ты один из таких идиотов. Ты думаешь, идиот не может быть отличным студентом? Может. Знаешь, почему ты отличный студент? В мозгу у тебя не осколок. Немцы вогнали тебе в мозг какую-то думающую машинку.

Уже в Израиле где-то в начале восьмидесятых годов Зюнька, то есть Захар Коган, замечательный опытный врач-оториноларинголог, смеясь, сказал:

— Ну, кто в 1947 году знал о существовании компьютеров, или о чём-нибудь подобном? А я ведь сказал тебе, что в твой мозг немцы вогнали не осколок, а компьютер.

— Ладно, Зюнька. Но как ты не боялся говорить мне, в ту пору железобетонному коммунисту, такие вещи? Меня ведь воспитывали на примере Павлика Морозова.