Борис Костюковский - И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

И вывод доклада Сталина целиком созвучен с этими мыслями Ленина: после июльской демонстрации образовалась новая расстановка классовых сил. Пролетарская революция, если она хочет быть последовательной и достигнуть конечной цели, обязана взять власть революционным путём — путём вооружённого восстания.

Присутствовала Клавдия Тимофеевна и на докладе о финансовой деятельности партии, когда речь шла об издательстве «Прибой». Докладчик перечислил книги и брошюры, выпущенные издательством, работы, которые набраны или печатаются... В настоящее время финансовый актив «Прибоя» составил 55 тысяч рублей.

— Если принять во внимание, — говорил докладчик, — условия работы, особенно трудность доставки бумаги, то можно признать, что работа товарищей в «Прибое» более чем удовлетворительна.

— Пожалуйте в мой «зелёный кабинет», Яков Михайлович. Только предупреждаю, комары здесь кусаются злее, чем бульварные газетёнки. От Временного правительства я здесь спасся, а от комаров не могу.

Владимир Ильич был в курсе всех съездовских дел, и всё-таки его интересовала протокольная точность каждого заседания. Яков Михайлович приехал в Разлив после того, как уже состоялся его доклад по организационным вопросам. Цифры, которые Свердлов привёл в отчёте, свидетельствовали о несомненном росте партии и её авторитета в стране. Если на Апрельской конференции было представлено 80 тысяч членов партии из 78 организаций, то нынче в партии насчитывается 162 организации и 240 тысяч членов партии.

— Удачно получилось, что ваш отчёт дополнили доклады с мест, из военных организаций, — сказал Ленин. — С интересом прочитал выступление Васильева-Южина о положении в Поволжье. Между прочим, я Михаила Ивановича посылал ещё в 1905 году в качестве уполномоченного ЦК на броненосец «Потёмкин».

«Зелёный кабинет» находился недалеко от шалаша, в котором скрывался Ленин от ищеек Керенского, в небольшой рощице. Два пенька — один повыше, другой пониже — это и стул и стол. «Зелёным кабинетом» назвал Владимир Ильич это затенённое местечко по старой памяти: ещё в Алакаевке, под Самарой, оборудовал он себе такой же укромный уголок, когда готовился к сдаче экзаменов экстерном за Петербургский университет...

— Жаль, здесь нет второго стула. Знаете, я, уж извините, сяду на стол, а вы, Яков Михайлович, пожалуйста, в кресло. Бумаги мы сейчас уберём. Вот так. Садитесь и рассказывайте.

Здесь, в Разливе, за озером, уже побывали у Владимира Ильича Орджоникидзе, Дзержинский, Шотман, и каждый из них привозил в Питер на съезд частицу ленинской бодрости, уверенности в победе пролетарской революции.

Свердлов старался рассказывать о самом главном, о том, что съезд целиком согласился с курсом партии на вооружённое восстание. Прения, которые возникали в связи с докладами, показали, что этот курс — единственно правильный.

Рассказал Свердлов и о полемике, которая возникла во время обсуждения резолюции «О политическом положении».

Эта резолюция была доработана с учётом замечаний делегатов, и Сталин представил её съезду по каждому пункту в отдельности. Были поправки, более или менее существенные, одни принимались, другие отклонялись. Но об одной поправке Свердлов рассказал Ленину особенно подробно.

Было это на пятнадцатом заседании. Сталин читал девятый пункт резолюции: «Задачей этих революционных классов явится тогда напряжение всех сил для взятия государственной власти в свои руки и для направления её в союзе с революционным пролетариатом передовых стран к миру и к социалистическому переустройству общества».

Тогда слова потребовал Преображенский.

— Предлагаю, — сказал он, — иную редакцию конца резолюции: «для направления её к миру и, при наличии пролетарской революции на Западе, к социализму».

При этом Преображенский ссылался на резолюцию Бухарина.

Сталин ответил Преображенскому твёрдо и решительно:

— Я против такого окончания резолюции. Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму.

Ленин удовлетворённо кивнул головой.

— Ну-с, хорошо. А почему вы, Яков Михайлович, не сообщите мне по поводу полемики о моей явке на суд?

— Ведь вам об этом уже известно. Видите ли...

— Вижу. Неужели не ясно, что этот вопрос — не личный? Что это серьёзный политический вопрос.

— Он так и стоял на съезде. И решение было единодушным: Ленину нельзя арестовываться. Серго сделал обстоятельный доклад, и я поддержал его.

— Были другие мнения?

— Были, естественно. Они сводились к одному: при каких условиях следовало бы вам явиться на суд. Но пока существует власть буржуазии, таких условий нет и быть не может... Дзержинский так и сказал: травля против Ленина — это травля против партии. Все другие мнения отпали.

Ленин встал со своего «стола», сорвал с дерева листок и, о чём-то думая, рассматривал его.

— Итак, — сказал он, — курс на вооружённое восстание. Другого пути сейчас нет. Так?

— Так, Владимир Ильич.

Ленин снова присел.

— Ну-с, а Керенский и компания, вероятно, не прочь были бы прихлопнуть наш съезд?

— Всякое было, Владимир Ильич. Пришлось нам переменить место заседаний, перебраться в Нарвский район. И резолюции мы решили опубликовать лишь после того, как делегаты разъедутся... Словом, кое-какие меры предосторожности приняли.

— Не «кое-какие», а серьёзные и справедливые. У вас на этот счёт особое чутьё. Я ведь помню, как вы меня из дому выпроводили...

Свердлов улыбнулся.

Поредела, разметалась по миру некогда большая семья Свердловых. Разъехались сёстры. По-разному сложились судьбы братьев. Нет уже Лёвушки. Ах, Лёвушка, Лёвушка, непроходящая боль отца.

«Скверное здоровье у моего братишки», — с горечью писал Яков, нежно любивший Лёву. Он узнал о его смерти, находясь в далёкой Сибири, Последний раз видел брата в десятом году, когда, бежав из ссылки, заезжал вместе с Клавдией Тимофеевной к отцу в Нижний.

Где-то Вениамин, помощник Якова во многих подпольных делах? Не миновала его участь революционера — тюрьма, ссылка в Нарым... Он бежал из ссылки за границу, и теперь война задерживала его возвращение в Россию.

Сару Яков встречал часто, а вот Софью — увы, до Саратова далеко. Но заботу старшей сестры ощущал постоянно. Ездил к ней иногда «подкормиться» сам, была в Саратове с детьми и Клавдия. У Софьи хватало тепла и доброты для всех — таков уж был характер этой женщины.

Отец никогда не жаловался на детей, на судьбу их. На здоровье — да, на самих детей — нет. Хороший мальчик был Лёвушка, честен и предан Вениамин, о дочерях — слова дурного не вымолвишь. Всем своим отцовским сердцем любил он Германа и Шуру, которые тоже не заметишь, как станут взрослыми.