Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)

Ничего не добившись, Безручкин отстал. Вещи старика загрузили, и благодарный Николай Николаевич достал бутылку водки и тут же, в пустой квартире, принялся угощать. Аристарх Павлович лишь пригубил, чтоб обиды не было, зато Слепнев хватил от души и совсем опьянел. Сам Безручкин уже лет десять вина в рот не брал, но осталась в нем страсть поить и потом смотреть на пьяных. Конечно, не просто так поить, а за какое-нибудь дело или услугу.

— Как у тебя жеребчик-то? — участливо поинтересовался он. — Вижу, красавец растет! А говорили — подохнет!.. Тебе надо на него документы достать. У меня есть знакомые цыгане, специалисты в этом деле. Попрошу — сделают.

Аристарх Павлович замотал головой, дескать, не нужно: не хотел соседу давать и принимать от него не хотел. Николай же Николаевич зачем-то старался сделать Аристарха Павловича зависимым, пригребал его к себе, возможно, зная о близости к семье Ерашовых.

— Ладно, не твоя забота, — сказал он. — А документ на коня нужен. Хотя бы справку, что купил. На днях занесу.

Старик Слепнев уже чирикал по-воробьиному, и поэтому пришлось ехать разгружать ему вещи в новую квартиру. Дом был новый, двенадцатиэтажный, и однокомнатная квартирка сияла от свежей краски и обоев. Старик свалился на кухне, и вещи таскали вдвоем и Безручкиным, а вернее, возили на грузовом лифте.

— Все по-честному, — заявил Николай Николаевич. — Чтоб разговоров не было. Видал хоромы? Пять миллионов отдал!.. Но запакостит ведь через полгода.

Суммы выше пятидесяти тысяч Аристарху Павловичу казались уже относительными и нереальными — что миллион, что пять — все одно не представить. Фермерское хозяйство — десяток свиней, никак не могли дать такого дохода, как, впрочем, и пустые бутылки, которые Николай Николаевич продолжал возить. Аристарх Павлович не любил смотреть в чужой огород, считал постыдным заглядывать в карманы соседа, но в душе зарождалась обида на несправедливость. Николай Николаевич, работая на мусоровозе, ворочал миллионами, а старший Ерашов, прослужив двадцать лет в армии, дважды раненный и навоевавшийся, наскребал деньги на свадьбу брату, и если бы не бабушка Полина, отдавшая золотые десятки, приготовленные на смерть, неизвестно, как бы они выкручивались. И природа этой несправедливости была вовсе не в личных качествах, не в предприимчивости и разворотливости, а существовала как бы сама по себе. Хочешь жить богато, хочешь чего-то достигнуть — ройся в отбросах, делай грязную, черную работу, торгуй, выгадывай, а если хочешь остаться благородным и чистым — оставайся бедный, перебивайся кое-как: благородство — не товар и ничем не оплачивается. Оно вообще никому не нужно, за исключением тебя самого. Если бы Аристарх Павлович не знал Безручкина раньше, то принимал бы его за делового человека и никаких бы вопросов не возникало. Да вся беда в том, что последние пятнадцать лет он был весь на глазах. Когда Николай Николаевич появился в доме, он был, по сути, никем. После смерти его брата, человека порядочного и достойного, на Николая Николаевича свалилось счастье в виде квартиры и всей домашней утвари, которую он вынес и пропил за несколько месяцев. До этого он был бомжем, скитался по вокзалам, ночевал в теплотрассах, и тут, оказавшись единственным наследником, от радости сильно загулял и в результате угодил в лечебно-трудовой профилакторий. Жильцы дома хоть и пострадали от его гулянок, но как-то не ощутили всю их силу. Когда же он вернулся после лечения, да еще не один, а с женой Галиной Семеновной, сухопарой, спившейся женщиной, вот тут-то узнали, что такое новые соседи. Если Коля приходил навеселе и ничего с собой не приносил, то Галя брала огромную медную сковородку на деревянной ручке, украденную в столовой, и била его по голове. Коля уходил «в отруб», а Галя обыскивала его, находила деньги и бежала в магазин. Очнувшийся Коля, обнаружив, что обворован и побит, со сковородой наготове поджидал свою жену, и на сей раз все повторялось в обратном порядке. Соседи слышали эти удары «гонга» и вначале пытались вмешиваться, вызывали «скорую», милицию, но с Безручкиными ничего уже поделать не могли и отступались. Потом соседи просто стоически ждали, когда кто-нибудь из них убьет другого: это было негуманно и бесчеловечно, однако другого выхода не существовало. На жалобы власти не реагировали, поскольку сами ждали криминальной развязки как избавления. Когда же Безручкины добывали денег больше, чем можно купить вина на одного, то у них наступал мир. Они несколько дней пили на пару в полном согласии и, бывало, приглашали гостей, точно таких же забулдыг. Если в мирной пьянке участвовало больше женщин, то били там мужиков; если Коля наводил своих друзей, то били потом женщин. Однажды после многочисленных ударов «гонга» Аристарх Павлович выскочил из квартиры, чтобы остановить убийство, и увидел такую картину: протрезвевший Коля выволакивал за ноги женщин и складывал их в ряд на парадном крыльце — не оставили вина на опохмелку. И жену свою тоже оглушил сковородой и, выкинув на улицу, завалился спать. Женщины скоро пришли в себя и с проклятьями расползлись кто куда. Несколько раз Аристарх Павлович пробовал поговорить с Колей по-хорошему, и тот, трезвый, отчаянно клялся, что пить не будет; пробовал и стращать, но от угроз Безручкин становился злобным и грозил спалить дом. Дело в том, что Галя откуда-то вдруг привела своего сына шести лет — будто у матери где-то жил. Сын Витя, несмотря на буйную жизнь матери, был нормальным мальчиком и во время пьянок убегал к кому-либо из соседей и жил там. Чаще всего он обитал у бабушки Полины, за которой в то время ухаживали жена Аристарха Павловича и горбунья-библиотекарша. Витю кормили и поили месяцами, пока не обнаружили, что он ворует у соседей вещи и носит матери на пропой. Витю воспитывали, убеждали, а то и по рукам били — да все напрасно! Он воровал упорно и по-детски нагло. Когда же его ловили с поличным, он плакал и говорил, что если об этом сообщат в милицию, то Галю лишат родительских прав, а его отправят в детдом. Мать заставляла его воровать не только у соседей, но и в магазинах, куда он заныривал за сигаретами, хлебом и даже вином. По имени Витю звали соседи, а так он известен был под кличкой «Шило» — Безручкины иначе его и не звали. В десять лет Витя попался в галантерейном магазине и все‑таки был отправлен в школу для трудновоспитуемых детей.

Апофеозом разгульной жизни Безручкиных стал случай, который потряс весь дом. Однажды Коля вернулся с добычи пустой (в основном он собирал и сдавал бутылки) и застиг Галю вусмерть пьяной, спящей на единственной железной койке. Трезвый Коля был злобный и мстительный. Он сначала ахнул Галю сковородой по голове, потом облил ацетоном и поджег. Галя пришла в себя и пылающим синим факелом вылетела на улицу. Прыгнуть в озеро у нее не хватило ума, и она помчалась по Дендрарию, как огненная птица, и кричала при этом: