Владимир Москалев - Королева Бланка

Так и случилось. В 1224 году Амори де Монфор уступил новому королю Людовику VIII свои права на покорение Лангедока. Папа Гонорий IV, поколебавшись было, дал согласие – не слишком-то он доверял обещаниям тулузского графа Раймонда VII искоренить ересь в своем регионе. Одновременно Папа направил во Францию легата – кардинала Ромена де Сент-Анжа – в помощь королю. Это было время конца перемирия с Плантагенетом – удобный момент для похода на Пуату. Королю подчинился Гуго де Лузиньян, принесший оммаж за свои графства. Мы еще поговорим о нем. А пока он помог Людовику – во всяком случае, не мешал ему – взять Ла-Рошель. У английского короля осталась только Гасконь.

И вот теперь, спустя семь лет, – третий поход. Та же Тулуза. Камень преткновения. Долина Роны в страхе. Все города спешат изъявить покорность. Неудивительно – дух южан упал: семнадцать лет уже идет война, тысячи людей перебиты. До сопротивления ли королевской армии? Однако и та чувствовала себя не лучшим образом: болезни, дезертирство разрушили ее. Авиньон, к удивлению, выказал сопротивление, но через три месяца был взят. Впереди Монпелье, Безье, Каркассон, Тулуза, но тут граф Тибо IV Шампанский [1] Тибо IV Шампанский (1201–1253) – сын Тибо III и Бланки Наваррской, сестры короля Наварры Санчо VII. Его бабка Мария была дочерью Людовика VII. Тибо приходился троюродным братом Людовику IX, а также троюродным племянником Бланке Кастильской и графу Тулузскому Раймонду VII. (Здесь и далее – примечания автора.) испортил все дело. Истекли сорок дней вассального договора, и в конце июля, не дожидаясь капитуляции города, Тибо покинул короля. Вместе с ним, поддавшись на его увещевания, дезертировали со своими людьми герцог Бретонский Пьер Моклерк [2] Прозвище «Моклерк», то есть «Невежа», герцог Бретонский получил за то, что постоянно ссорился с представителями духовенства, в чем был схож с императором Фридрихом II. Под угрозой отлучения от Церкви был вынужден отправиться в крестовый поход. и Гуго де Лузиньян, граф де Ла Марш. Едва они отбыли, как через некоторое время Людовик почувствовал недомогание. Глупая болезнь – бич походов – прицепилась, как назло. С каждым днем королю становилось все хуже. До осады ли тут? И он отдает приказ отправляться домой, в Париж. На пути – сеньория Монпансье и город чуть ли не на границе с Бурбонами. Здесь король приказывает остановиться. Дизентерия, прогрессируя, окончательно валит его с ног. Доктора в бессилии разводят руками и опускают головы.

Король чувствовал, что умирает. Боже мой, за что? Ведь ему всего тридцать девять лет! Чем прогневил он Господа, что тот отпустил ему такой малый срок жизни, а главное – царствования! Всего три года! Где ты, Божья справедливость, где всесилие Твое, о небесный Вседержитель! За что кару такую посылаешь Ты? Чем не угодил Тебе молодой король, помазанник Твой на царство, которое теперь Ты отнимаешь у него!..

И тут Людовик встрепенулся. Силы небесные! Ведь он не оставил завещания! Причина была: поход не выходил за пределы королевства. Но что же теперь, после него?.. Чью голову увенчает корона? Сына, разумеется, кого же еще. Людовика, старшего из всех. Ему уже двенадцать, стало быть, в таком возрасте он и станет королем… А при нем? Бароны [3] Барон (сир, сеньор) – вассал короля или представителя высшей знати, не имеющий официального титула. , которые не замедлят управлять мальчиком в своих интересах. И вот она – раздробленность, развал, и нет державы, которой отдал свою жизнь его отец. К тому же есть еще претендент на престол – сын Филиппа Августа от Агнессы Меранской, граф Булонский Филипп Юрпель, прозванный Строптивым. Не за ним ли пойдут бароны?

Какой же выход?.. Бланка! Любимая жена. Ей доверить королевство, больше некому, а к ней приставить верных людей. Кого же? Первым – Герена. Он стар, ему уже за семьдесят, но он подскажет, научит, он умеет… Верный друг отца. Они начинали вместе, когда Филиппу было всего четырнадцать. Затем Бартелеми де Руа и Жан де Нель. Тоже старики, но до гроба верны короне. Кроме них друзья, в которых Людовик более или менее уверен: граф Булонский Филипп, графы де Монфор и де Сансер, Бурбон и де Куси, архиепископы Санса и Буржа, епископы Нуайона и Бове, семейство де Немур… Но прежде первые трое. Им надлежит услышать последнюю волю короля, им должен он сказать самое важное, пока еще не поздно!

– Герен, Руа, де Нель! – позвал Людовик и поманил пальцем преданных друзей.

Они стояли рядом, им осталось только наклониться.

Его голос был уже слабым, но в наступившей тишине его могли еще услышать другие, те, о ком он только что думал.

– Архиепископ… ближе, ближе, – попросил Людовик. – Читай, что тебе положено, перед отходом христианина в вечность, в царство небесное, и отпускай мне грехи мои, которых, видит Бог, не так уж и мало.

И устремил глаза ввысь. Грехи… Какие же? Супругу он горячо любил, об измене ей даже не помышлял. И она верила ему, зная тем не менее, об особенностях походной жизни. Замахнулся на английский престол? Да что там, был уже избран королем! Грех ли это? Как знать, Богу виднее. Должно быть, и спровадил Всевышний Безземельного в могилу, чтобы одумалась знать и усадила на трон своего короля, английского, мальчика еще… Но вот грехи, которые не снять с души, – люди, безвинно загубленные в трех походах. Сотни, тысячи! Безжалостно изрубленные, заколотые, сожженные иноверцы – старики, матери, даже дети… Всё потому, что верили не так, как хотелось Риму, где восседает убийца из убийц – наместник Бога на земле Папа Римский. Может, болезнь эта и есть расплата за Безье, Лавор, за Марманд, где вырезали пять тысяч жителей во славу истинной веры, как учит тому Римская церковь? Хотя избиение в первых двух – дело рук Симона де Монфора.

Вечер неспешно окутывал землю. Чадили факелы в руках у слуг. За стенами замка слышалось конское ржание и гудел ноябрьский ветер, раздувая разбросанные по равнине костры королевского войска.

А Готье Корню уже бубнил над умирающим королем заупокойную молитву. Внезапно Людовик перебил его, широко раскрыв глаза, вытянув в сторону руку:

– Бланка! Пусть приведут мою жену! Немедленно пошлите за ней в Париж! Быть может, гонец еще успеет. Отправляйся ты, Бурбон, мой близкий друг. Скорее же! Торопись, Аршамбо! Я должен проститься…

Сир де Бурбон торопливо вышел и через минуту умчался.

Король дослушал архиепископа, обвел глазами присутствующих – всех, около двадцати человек – и сказал им то, что определило возведение на престол нового короля:

– Приказываю вам всем после моей смерти принести клятву верности моему сыну Людовику. Немедленно же коронуйте его!

Молчание в ответ, хотя именно этих слов и ждали от него.