Кузьма Абрамов - Сын эрзянский

По воду охотно ходит и Фима. Когда в избе вода кончалась и бабушка Олена принималась ворчать: «У ленивых ведра всегда сухие», Фима брала ведра и шла к колодцу. Из дома она выходила без верхней одежды, в легком платочке. Ее красные сатиновые рукава и цветной расшитый бисером передник ярко выделялись на фоне белого снега. От мороза щеки ее горели, как маковый цвет.

— Зипун бы накинула на себя, чего выходишь раздетая, — ворчала бабушка Олена, а сама подходила к окну и с гордостью наблюдала, как плавно ступает по заснеженной тропе ее внучка, как покачивается стройный девичий стан под тяжестью двух больших деревянных ведер.

Какая же девушка, идя за водой, будет надевать шубу или зипун, заматывать голову толстым платком! Разве только больная. Это, конечно, хорошо знает старуха Олена.

Девичий век короток. Недолгим он был и у Фимы. Раз как-то Ваня пришел с улицы и сказал, что Фиму собираются умыкнуть. Каждый вечер у них в проулке стоит запряженная лошадь, парни лишь выжидают, когда Фима выйдет одна на улицу. Они, конечно, подъезжают попозднее, когда на улице бывает мало людей. Настасья тоже, оказывается, заметила какого-то парня, шнырявшего перед окнами. После этих вестей Фима перестала вечерами выходить на улицу.

Бабушка Олена принялась ее расспрашивать, не тот ли парень хочет ее увезти, с которым она встречалась на гулянье, и посоветовала:

— Зачем же уводом, пусть придут сватать.

Фима смущенно молчала.

— Этот парень, может, и увез бы ее, да не на чем, у них нет лошади, — разъяснил Ваня.

— За такого нечего и выходить замуж, коли у них нет лошади. На тебе самой будут пахать и ездить! — недовольно проворчала бабушка Олена.

Степа слышал эти разговоры и перед тем, как лечь спать, потихоньку принес из сеней топор и сунул его под подушку. В тот же вечер об этот топор Володя до крови рассадил себе локоть.

— Кто положил сюда топор?! — плаксиво крикнул он.

Все сразу же догадались, чьих рук это дело, и подняли Степу насмех.

— Тебя, что ли, собираются умыкнуть? — смеясь, спросил Ваня.

— Я порубаю всех, кто вздумает украсть мою сестру! — решительно заявил Степа.

Вечером, спустя день или два после этого разговора, в окно постучались, и девичий голос попросил Фиму выйти на разговор. Та накинула на плечи зипун и хотела выйти. Но бабушка Олена была дальновидной:

— Пусть она зайдет в избу и скажет тебе, чего надо. Мы с Настасьей не станем слушать ваших секретов.

Вызывавшая Фиму в избу не вошла.

Немного погодя под окном послышался голос подруги Фимы. Та звала посидеть с ней в избе: отец с матерью ушли в гости, а она одна боится.

— Дома сидеть боишься, а по темной улице шастать не страшно! — отрезала бабушка Олена.

Фиму все же упорно каждый вечер пытались вызвать на улицу ее подружки под разными предлогами. А она не то что на улицу, к окну не подходила, сидела как привязанная за прялкой. Настасья, которой надоела эта осада решила подшутить над женихом и его сообщниками. Накинув на голову зипун, она вышла на зов. Под окном послышался шум голосов, возня, скрип саней, а затем раздались смех и мужская брань. В избу Настасья вернулась вся растрепанная, зипун и платок несла в руках. От волнения лицо ее пылало, она хохотала и тяжело отдувалась.

— Ну, скажу вам, еле вырвалась из рук. Да и вряд ли вырвалась бы, не догадайся они, что попала не та, которую они поджидали. Парни здоровые, как быки, — рассказывала она, отдышавшись. — Хорошо, что не вышла Фима тут же увезли бы ее в новый дом.

— Тебе тоже незачем было выходить! — сердито проворчала бабушка Олена. Знать, вспомнила свое девичество.

Фима сидела за прялкой, застыв от страха. Лицо ее побледнело. Сердце замирало и едва билось.

Наутро бабушка Олена разбудила Ваню рано и послала его запрягать лошадь. Фиме она велела собрать прялку кудель, мочки, — бабушка решила отвезти Фиму домой,

— Нам, доченька, без мужиков тебя не уберечь, не сегодня, так завтра могут украсть.

Они торопливо собрались и, даже не позавтракав, уехали к Нефедовым. Фима не смогла даже попрощаться с братом — Степа спал, а когда проснулся, сестры в избе уже не было. Степа это понял сразу и спрыгнул с полатей прямо на пол.

Прибежала испуганная Настасья.

— С ума сошел, так прыгаешь?! Я думала, Спирька упал с печи.

— Где Фима?! — крикнул Степа.

Настасья решила подшутить над ним:

— Украли Фиму. Ночью украли. Не сумел ты уберечь свою сестру.

Степа побледнел, губы задрожали, не может вымолвить слова. Настасья испугалась.

— Вай, господи, что это такое с тобой? — воскликнула она и поспешила успокоить: — Не украли, не украли. Твоя сестра уехала домой. Бабушка и Ваня повезли ее...

Степа верил и не верил и успокоился лишь вечером, когда вернулись бабушка с Ваней. В этот день он не пошел в школу. Без сестры ему было так сиротливо, что он нигде не находил себе места. Изба ему казалась опустевшей и тихой. Прежде по утрам он просыпался от жужжанья сестриной прялки, высовывал через брус полатей голову и встречался с ласковым взглядом и улыбкой, и этого тепла ему хватало на весь день, пусть даже пасмурный и холодный. Ближе сестры у него никого не было. Вот она уехала, и в избе Самаркиных все как-то померкло и как будто стало даже холодней. На рождество Фиму просватали, а перед крещением она обвенчалась со своим женихом, алтышевским парнем. Степа, узнав об этом, не пошел домой на каникулы. Не был он и на свадьбе. Ему впоследствии всегда казалось, что сестра ушла из жизни так же, как ушел дед Охон — неожиданно и безвозвратно.

В школе каждый год на рождество устраивали елку. Степе еще не приходилось видеть, что это такое. Накануне рождества отец обычно приезжал за ним и увозил домой. На этот раз отец был занят свадьбой Фимы и приехать не мог. Степа же домой не пошел, остался у Самаркиных.

По окончании уроков «Кля патя» оставила трех девочек и Степу наряжать елку. Она заметила Степино влечение к красивому и в какой-то мере отличала его от других школьников. Они вчетвером поставили все парты вдоль стен. Помещение класса сразу сделалось просторным. Старший сын церковного старосты привез из леса молодую елку, а из дома — подставку «крест» из двух деревянных планок. Елку установили на этом «кресте» посредине класса. Степе и девочкам «Кля патя» поручила вырезать из разноцветной бумаги всяких зверей, птиц, рыб, обозначенных пунктиром. Степа вырезал их по-своему, не всегда придерживаясь пунктирных линий, и его звери и птицы получились смешными: у одного была непомерно большая голова, у другого ноги кривые. Девочки разглядывали его фигурки и хихикали.

— Смотри, как бы тебе из-за них не влетело от «Кля пати», — предупредила одна из них.