Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

— Человек за бортом! — вдруг резануло почти вопельно. Каперанг фон Ден быстро отреагировал:

— Бросьте круг для очистки совести, и… лежать на курсе!

В отдалении выплеснуло из воды последние взмахи рук, и море тут же сомкнулось над человеком. На телефонном расблоке Артеньев щелкал переключателями, опрашивая наружные посты: «Кто выпал?» Но посты отвечали мостику, что у них составы полные, потерь нет. «Новик» шел на виду германских крейсеров, прикрывая отход полудивизиона. При наличии минного груза на палубах миноносцы уже не могли стрелять — ни торпедами, ни артиллерией. «Новик», сейчас в том же гиблом положении, однако орудие носового плутонга можно ввести в бой… На полубаке, расставив ноги, стыли на ветру комендоры, упругий свежак открытого моря балахонисто вздувал их широченные клеши… Крейсера отворачивали на пересечу.

Вдавив свое лицо холеного барина в каучуковую оправу визирной оптики, лейтенант Петряев истошно выкрикивал:

— Головным «Принц Адальберт», за ним бронепалубный «Мюнхен»… «Аугсбург», следом — «Роон», а концевым «Тетис»… Товсь!

Первые снаряды пристрелки взмутили воду на перелете. Вторая серия рухнула под левой скулой «Новика». Эсминец замер, вздрогнув всем телом, и, отряхнув с палубы тонны воды, пошел дальше.

— Карл Иоахимович, не пора ли менять курс к повороту?

— Не спешите умирать, — отвечал фон Ден помощнику. — Что нам даст поворот? На циркуляции мы потеряем половину залпа.

— Но мы же не сделали еще ни одного! — возмутился Артеньев.

— А стоит ли? — неожиданно прозвучал вопрос каперанга…

Гнусаво проблеял под козырьком мостика ревун. Следом за ним бравурно выстрелила носовая. На залпе людей осияло желтым восковым пламенем. Полыхнуло жарким дыханием порохов.

— Кто давал приказ? — заорал Ден, перевесясь с мостика через поручни.

От носовых орудий, выбивая из ствола пушки дымно воняющий унитар, ему отвечал старшина орудия, весь опутанный проводами:

— Приказ и ревун даны с дальномера!

Фон Ден задрал лицо к визирной площадке:

— Лейтенант Петряев, сейчас же задробите дистанцию. Или вам кажется, что здесь маневры?

Грудью преодолев напор ветра, через мостик шагнул Артеньев:

— В чем дело? Данные верны — накрытие с первого залпа..

— Лучше обратитесь в корму, — огрызнулся командир «Новика».

Тридцать восемь стальных шаров, до предела натисканных могучей взрывчаткой, болтались на рельсах эсминца. Один осколок в размер ногтя — и этого хватит, чтобы «Новик» со всей его командой превратился в раскаленное облако газов.

— Я не имею права рисковать кораблем, — продолжал фон Ден. — Мне доверено сто двадцать молодых жизней. В том числе и ваша, старший лейтенант… Разве это не по-христиански?

Петряев нарушил приказ, и второй залп носового плутонга напористо шибанул всех ударом пламени. С носа Дена сорвало пенсне.

— Довольно спорить, — сказал он. — Мы давно в кольце!

— Прорвемся! — озлобленно отвечал Артеньев.

— Это безумие…

— Безумно — думать иначе. Продолжать огонь!

— Прекратить огонь! — настаивал фон Ден. — Я не могу принять боя с грузом мин на борту. Это лишено смысла… Сигнальщики!

И фон Ден сам кинулся к этажеркам кранцев, в которых лежали, свернутые в коконы, флаги двух сводов — отечественного и международного. В руках каперанга ветер развеял шелковый моток флага, и все увидели… большое белое полотнище.

— Поднимай! — велел фон Ден сигнальному старшине. Старшина Жуков испуганно взирал на командира:

— Ваше благородие… избавьте. Как есть… Христом-богом прошу. Я русский моряк… не могу позориться! Лучше уж я погибну…

Шестерка снарядов, сверля мутный воздух рассвета, прошла над мостиком, пригибая к решеткам настила самых храбрейших. Фон Ден развернулся и — вмах! — треснул Жукова по зубам. В паузе между залпами отчетливо лязгнули зубы старшины.

— А хучь убейте! — осатанел Жуков. — Подымайте сами…

Каперанг начал привязывать к фалам белый флаг. С высоты дальномеров разносился голос Петряева:

— Кончайте этот декаданс… Нас же сейчас накроют!

Артеньев вынул револьвер, ткнул его в спину фон Дена:

— Долой с мостика! Или пришлепну…

Фон Ден треснул рукой по оружию, и револьвер Артеньева, матово блеснув, скрылся за бортом. Первое орудие — в панике событий — вдруг замолчало. Германские крейсера, фукая в небо языками огня и копоти, быстро пожирали расстояние, тесня «Новик» в середину своего железного строя.

— Вы арестованы! — сказал фон Ден старшему офицеру.

Но тут сзади подошел старший минер Мазепа, заложил руку за шею каперанга и рывком свалил командира на решетки мостика.

— Хватит уже! — заявил Щирый. — Лучше под трибунал пойду, но этого балагана не могу терпеть… Старший, бери команду!

— Стойте! — кричал фон Ден, когда сигнальщики стали вязать его фалами. — Стойте же… вы все погибнете!

Возле боевого телеграфа выпрямился лейтенант Артеньев:

— Носовая, чего притихли? Давайте ревуна… огонь!

И толкнул рукояти на «полный». Выбил заглушку на трубы в машину, приник к раструбу амбушюра. Носовая выстрелила, ударившись о медь, Артеньев разбил себе губы. Брызгаясь кровью, он приказывал в машину:

— Дейчман, давайте из турбин что можете. А чего не можете, тоже давайте… Сейчас на лаге только восемнадцать!

Стрелки тахометров, плавая в голубом дыму, потянулись дальше, отмечая возросшую ярость турбин. Пять германских крейсеров крепко зажали «Новик» в блокаде своих прицелов. «Новик» пенного буруна не давал, и потому немцы не сразу заметили нарастание его скорости. На крейсерах стали очухиваться, когда эскадренный миноносец пошел на прорыв… В рубках «Новика» неустанно отщелкивал показатель лага: 32 узла… 33… На тридцати четырех узлах вырвались из кольца, после чего умолкли пушки, а на мостик, расслабленно шатаясь, поднялся инженер Дейчман.

— Меня сейчас избили, — сказал он, плача без стыда.

— Кто избил? — обступили его офицеры.

— Мои же кочегары. Грозили вышвырнуть за борт.

— За что, Леонид Александрович?

— А за то, что «Дейчман» означает «немецкий человек»…

Дали отбой боевой тревоги, и до мостика дошел слух, что в кубриках заваривается кутерьма. Весть об измене командира задела самолюбие матросов. Казалось, они не могли простить себе своего заблуждения, что ранее подчинялись предателю. Теперь из низов корабля доносились выкрики:

«Долой всех немцев! Баронов за борт!» Артеньев осведомился — кто больше всех шумит, и боцман Слыщенко донес, что шумят двое:

— Портнягин — из первой, а Хмара — из четвертой палубы.

— Этих крикунов ко мне, — распорядился Артеньев. Два матроса поднялись на мостик, посматривая исподлобья.