Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

Глубокой ночью «морской охотник» вошел в пустынный Зандер-фиорд. Дикие голые скалы уходили в море отвесными стенами, и с их подножий свешивались длинные бороды морской капусты. В далеком ущелье выл одинокий полярный волк, поджидая свою подругу. Небо уже заметно просветлело, но звезды сияли по-прежнему холодно. Бегущие с черных вершин родниковые ручьи тонкими струями падали с утесов в море, и над местом их падения клубился морозный пар.

— Смотрю я на них, смотрю…

— Куда, командир? — не понял мичман Назаров.

— Да на горы эти. Нет, думаю, не похожи они на Кавказские. И еще думаю иногда, мичман: увижу ли я когда-нибудь свои горы?

— А ты не думай, командир. Плюнь, — посоветовал Назаров. — Я тоже газеты читаю. Не меньше твоего, командир. Любой дурак понимает, что Гитлеру скоро — амба!

Боцман Чугунов поддержал разговор из своей круглой турели, откуда торчали его голова в шлеме и два острых рыльца пулеметов:

— Он — гад живучий! Сколько еще народу перегробить надобно, пока мы его из подвала вытащим! Я вот, товарищ командир, море очень люблю. А иногда солдату завидую. Ведь он, двуногий, до самого Берлина дойдет. Да еще, стервец, портянки свои в Одере постирает. Как раз на том бережку, на котором Геббельс любил мечтать в лунные ночи!..

— Ну ладно, — приказал Вахтанг, — теперь разговоры отставить. Смотреть внимательнее!..

Катер, держась теневого берега, медленно продвигался в глубину норвежского фиорда. Команда стояла возле орудий, готовая мгновенно отразить любое нападение с берега. Тихо разговаривали люди, тихо стучал выхлоп мотора, предусмотрительно опущенный в воду; совсем тихо, ударяясь о борт «охотника», звенели рассыпчатые гребешки волн. И в этой настороженной тишине, казалось, было слышно, как гулко стучат матросские сердца…

В бухте Святой Магдалины старший лейтенант разглядел песчаную отмель и подвел к ней свой катер. «Охотник» мягко ткнулся форштевнем в песок. От самой отмели начинался подъем в гору. Постепенно расширяясь, он заканчивался пологой равниной, блестевшей при лунном свете плоскими обломками горного кварца.

— Наверное, — подумал вслух мичман, — они придут отсюда. Самое удобное место…

Прислушавшись к тишине, прерываемой плеском воды, Вахтанг тихо свистнул, как свистят болотные птицы, — тонко и печально. Он уже не раз снимал с вражеского берега разведчиков и знал, что на этот свист из тьмы выйдет человек… потом другой… третий… и молчаливой цепочкой разведчики спустятся на катер.

Но сейчас этого не случилось. Тогда старший лейтенант свистнул еще раз — уже громче.

И снова — никого…

— Еще не пришли, — шепотом сказал Назаров. — Наверное, задержались.

— Ждать надо, — так же шепотом отозвался из пулеметной турели боцман.

И стали ждать. Волк теперь выл где-то совсем рядом, за ближней сопкой, и от этого надсадного голодного воя всем было как-то не по себе. Старший лейтенант, разминая больную ногу, нервно ходил по мостику и часто смотрел в небо. Приближался хмурый предрассветный час, и звезды, уже готовые померкнуть, едва сверкали.

Волнение ожидания передалось и в нижние отсеки; мотористы, откидывая люк, спрашивали:

— Нету еще? Вот штука… Неужто погибли ребята?..

— Пора бы нам уже и удочки сматывать, — осторожно подсказал Назаров. — Дальше оставаться никак нельзя.

Вахтанг взглянул на часы:

— Да, надо уходить. Ярцева я знаю — он вояка опытный, и коли не пришел вовремя, значит… Значит — ждем полчаса. Еще полчаса, и потом заводим моторы!..

И вдруг боцман Чугунов сорвал с головы шлем, высунулся по пояс из турели, настороженно прислушиваясь.

— Кажется, идут, — сказал он.

Теперь уже все слышали далекую пулеметную очередь. Кто-то стрелял, не жалея патронов, и пулемет захлебывался, точно задыхающийся от бега человек. Потом до слуха отчетливо донесся глухой раскат гранатного взрыва.

— Это они! — радостно вздохнул мичман. — Выходит, что прорываются…

Стрельба разрасталась. Ветер, кружась в горах, разносил по лабиринту ущелий гулкое обвальное эхо. Бой стремительным клубком подкатывался к бухте Святой Магдалины.

— Завести моторы! — приказал Вахтанг в машинный отсек и, вцепившись в поручни мостика, всем телом вытянулся по направлению выстрелов.

Там, в сопках, разведчики вели бой, а он ничем не мог им помочь. Оставалось одно: ждать, пока они сами не прорвутся к нему.

И они — прорвались!

Сначала на берегу показался один человек. Он бежал к воде, припадая на раненую ногу, опираясь на ствол ручного пулемета. Матросы втащили его на палубу вместе с рюкзаком и оружием, и он, яростно отплевывая соленую воду, сообщил:

— Сейчас придут… Один остался там… для прикрытия… Ну, влипли! Перед самым концом нарвались на егерей… Думали, просочимся… Черта с два!..

И, лязгнув зубами, он почти жалобно простонал:

— Хо-а-дно…

Его отнесли в кубрик, а следом за ним, спотыкаясь о подводные камни и неся на вытянутых руках оружие и раненых, подходили к «охотнику» остальные. Их посиневшие, распухшие от мороза руки цеплялись за борт катера, и разведчики тяжело переваливались на палубу, оставляя на чистых досках следы грязи и крови.

Их было тринадцать. Один, четырнадцатый, остался в сопках и продолжал вести неравный бой.

Разведчики в нетерпении топтались на корме катера, прислушиваясь к эху, которое доносило грохот взрывов и затяжное пулеметное клюканье.

На палубе слышались возбужденные голоса:

— Короткими бьет, патроны жалеет…

— Я ему, братцы, успел два диска свои отдать…

— Прорвется, он парень бывалый…

— Это как сказать, пуля не разбирает…

— Ага, длинную выпустил…

— Видать, прижали его, сволочи…

— Ничего, он тоже не в дровах найденный: прорвется!..

— Эх, черт возьми, я пойду к нему…

— Стой, дурак: ему и без тебя тошно…

Все ждали.

Стрельба медленно, но упрямо приближалась к бухте. Четырнадцатый задержал егерей на подступах к фиорду и, навязав им неравный бой, теперь пробивал себе дорогу к морю!..

И вдруг наступила тишина. Сначала никто не хотел ей верить. Казалось, огласись скалы прежним громом боя, и все разом вздохнули бы, облегченно и радостно. Но над фиордом стояла тишина — настороженная, давящая, заунывная.

— Всё! Погиб, — сказал мичман.

Тогда один разведчик подскочил к борту и, бешено дернув затвор автомата, высадил вверх целый диск трассирующих пуль — огненной лентой вытянулась трасса вдоль серебристой долины.

— Костя-а-а! — закричал он. — Никоно-о-ов!..

Скалы молчали. Только сонно шумели ручьи, волны с тихим шорохом перебирали на отмели гальку да шумели на ветру голые сучья кочкарника…

К Вахтангу, чуть пошатываясь, подошел разведчик в сером ватнике, с покоробленными от сырости полевыми погонами офицера. Это был командир группы — лейтенант Ярцев.