Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

— Я в рулевые… вот здорово!

— Еще один извозчик, — засмеялись радисты.

На дворе уже построили отдельно двадцать пять юнг, самых крупных, самых здоровых, которым суждено стать боцманами. Среди них Савка разглядел Мишку Здыбнева и Витьку Синякова.

Мимо Савки рысцой пробежал Мазгут Назыпов.

— Еще увидимся! — крикнул он на бегу.

Да! Сейчас рушились прежние знакомства и приятельства, отныне юнги должны были обрести новые дружбы — по учебе, по специальности. Кто-то зашел за спину Савки, закрыл ему глаза руками.

— Джек! — догадался Савка.

— Честь имею, — ответил Баранов. — И тоже зачислен в рулевые. Желательно, конечно, попасть на подводные лодки…

В отдалении от всех строились, уже с вещами, мотористы. Учебный отряд, живший в кремле, вынужден потесниться, чтобы принять юнг-мотористов; там оснащенные аудитории, там на занятиях трещат клапаны дизелей… Всюду шла веселейшая перетасовка! Ротой рулевых будет командовать лейтенант Кравцов, под его начало попал и взвод боцманов. А два первых класса роты Кравцова приняли в свое подчинение знакомые старшины — Росомаха и Колесник… Как все хорошо! И черные роты уходили в черный лес, чтобы занять свои кубрики. Иногда слышалось:

— Рулевым — легкота: лево на борт, право руля. Это не то что у радистов. Плешь проедят разные там катоды и аноды!

— А вот дизелистам, тем еще труднее. Сопромат дают, как в институте. Механику, физику… А нам — ерунда: штурвал да флажки! Вот в кино рулевые: стоят себе на ветерке, баранку одним пальчиком покручивают…

Вдоль строя, развевая полами шинели, пробежал Кравцов:

— Прекратить болтовню! Или устава не знаете?

…Ничего-то они еще не знают. Но скоро узнают.

Расселялись в лесу по ротно. Возле озера Банного осели в землянках радисты, а боцмана и рулевые — подальше от Савватьева, в версте от камбуза. Зато здесь было полное раздолье: сказочный лес на холмистых угорьях, вокруг плещут озера, а море недалеко.

— Вот на лыжах-то будем… Красота!

Равнодушных не было, когда занимали кубрики. Не обошлось и без потасовок — кто посильнее, старался выжить слабейших с верхнего, третьего, яруса коек, чтобы самому наслаждаться «верхотурой». В многоликой ораве сорванцов, что наехали сюда со всех концов страны, уже чуялся воинский коллектив, но еще не спаянный духом боевого товарищества. Это придет позже…

Савку тоже сшибли вниз — с мешком вместе.

— Товарищ старшина, — пожаловался он Росомахе, — а меня рыжий спихнул сверху и сам забрался под потолок.

Росомаха был занят. Он свой класс размещал по левому «борту» землянки, а Колесник судил, рядил и мирил двадцать пять своих рулевых — по правому «борту».

— Ну, чего тебе? — не сразу отозвался Росомаха. — Как звать рыжего?

— Не знаю. У него во рту еще зуб железный.

Росомаха задрал голову:

— Эй, как тебя там? Объявись, красно солнышко.

Из-за бортика койки вспыхнула ярко-огненная голова, словно подсолнух высунулся из-за плетня.

— А обзываться нельзя! — заявил юнга с высоты яруса, сверкая стальной коронкой. — Я вам не рыжий и не красно солнышко, а товарищ Финикин.

— Пошто, товарищ Финикин, ты маленьких обижаешь?

— И не думал. С чего бы это? Я и сам небольшой…

Ладно! Савка расстелил свой матрас в нижнем ярусе, у самой палубы. С наслаждением вытянулся на койке. До чего же хорошо, когда у человека есть свой постоянный уголок, куда он складывает вещи и где нежит свои мечты… Тумбочек юнгам не полагалось, но зато над головой каждого плотники приспособили полочку. Савка аккуратнейшим образом разложил на ней свое богатейшее личное хозяйство: два тома собственных сочинений, ярко-розовый кусок туалетного мыла, трафарет для чистки пуговиц и полотенце. Разложил все это и затих на матрасе, блаженствуя. Он недурно себя чувствовал и в нижнем ряду, тем более что рядом с ним, голова к голове, разлегся милый и славный дружище Джек Баранов — будущий покоритель глубин.

— Нравится? — спрашивал Джек, взбивая подушку.

— Еще бы! И читать будет удобно.

Росомаха уже гонялся вдоль «борта», срывая юнг с коек:

— Что вы тут разлеглись, словно паралитики? А ну вставай! На койках лежать в дневное время не положено. Ты что? Или дачником вообразил себя? Ишь развалились кверху бляхами, будто их, инвалидов труда, привезли на отдых в Сочи или в Пицунду…

Старшины стали учить, как заправлять койки. Одеяло подоткнуть с двух сторон под матрас. Вторую простыню стелить навыпуск.

— Финикин, ты все понял, что я сказал?

— Так точно. Когда по-русски — я все понимаю.

— Уже застелил свою коечку?

— Как приказывали. На ять!

Финикин думал, что старшина не рискнет акробатничать. Но Росомаха немало в жизни побегал по трапам, и через секунду он уже взлетел под самый потолок. Тотчас же сверху вниз, на «палубу», кувырнулся матрас Финикина, за матрасом — подушка и одеяло.

— Зачем врешь? — спокойно сказал старшина. — Думал, я поленюсь слазать? Перестилай заново!

Пришлось Финикину затаскивать матрас наверх — в зубах: руки-то заняты. Савка кинул ему под потолок подушку.

— Так тебе и надо, — отомстил он на словах.

Посреди кубрика — две железные койки для старшин. Возле них столы — для учебных занятий и чтения. Колесник прибил к своему «борту» плакат: «Краснофлотец, отомсти!». Росомаха гвоздями укрепил над своим «бортом» красочный лозунг политотдела флота: «Врагов не считают — их бьют!». Порядок в кубрике определился.

Росомаха погрозил своему классу молотком:

— Я разные эти морские фокусы знаю. Сам, будучи первогодком, в ботинки старшине объедки от ужина по ночам сыпал. Бывали случаи, когда старшина спит, а к его койке подключают электрические провода. Но со мной вам этого провернуть не удастся! Я вас всех, — энергично заключил он, — сразу выведу на чистую воду.

Забил в стенку гвоздь и развесил на нем свой бушлат.

— Кто среди вас московский? — спросил Росомаха.

Перед ним мгновенно вырос, как из-под земли, расторопный и быстроглазый подросток.

— Есть! — отпечатал он, приударив бутсами.

— Будешь старшим в классе… мне помощником. По опыту жизни знаю, что московские сообразительны и никогда не теряются.

— Есть быть старшим. Только я не московский, а ярославский.

— Так чего ты петушком таким выпорхнул?

— Вы же меня позвали!

— Ярославских не звал, звал московского.

— Я и есть Московский, а зовут меня Игорем.

Росомаха скребанул себя в затылке:

— Все равно. Ярославские еще похлеще московских. Тоже пальца в рот не клади, откусят.

От дверей послышалась дудка дневального по роте.

— Внимание… Каперанг обходит кубрики.

В землянку шагнул Аграмов. Принял рапорты от старшин. Оглядел всех. Поплясал на «палубе», проверяя, не скрипят ли половицы. Потом сказал: