Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

Штоквиц однажды стал утешать его:

— Вы напрасно, гвардионус, так переживаете. Лучше выпейте стакан лафиту. Грешным делом, я тоже не святой… Неужели я буду читать нотации этому быдлу? Треснул по роже — и пусть сами додумывают, за что попало. Сволочей этих бояться нечего, только руки устанут бить их.

Некрасов сказал иначе:

— Вы не глупый человек, Карабанов, мне многое нравится в вас. Но эти гвардейские штучки вы оставьте… Здесь люди не парадируют, а воюют. Иногда и провинятся, но завтра же могут погибнуть! А вы что-то рано собрались на Холм Чести…

— За Отечество, — отозвался Андрей, — умереть никогда не рано. К этой мысли меня приучили еще с детства…

Трехжонный приходил иногда, мрачно оглядывал поручика и докладывал, что в сотне не все благополучно: два казака подрались при дележке овса, один казак потерял винтовку, кузница задерживает с подковкой лошадей и прочее. Карабанов строил свою сотню, выезжал перед нею на своем Лорде, грозился плетью и пьяно кричал:

— Распустились, мать в вашу!.. Вот погодите: я пить брошу — так возьмусь за вас, сволочи!..

Как-то забрел на огонек Клюгенау, и поручик сразу насторожился. Когда он встречался с бароном, то невольно бывал наструнен; когда же расставался, — ему казалось, что он закончил какую-то непостижимую работу.

— Здравствуйте, прапорщик. Что вы так смотрите на меня, словно барышня на сороконожку?

Жалобно моргая из-под очков, Клюгенау взгрустнул:

— Боже мой, как вы изменились. Я не узнаю вас. Вы всегда были такой чистоплотный, а сейчас…

— Eh, mon cher, — цинично рассмеялся в ответ Карабанов, — c’est parce que le militaire comporte la cochonnerie… [45]Садитесь, барон!

Клюгенау сел.

— Я чувствую, — сказал он, — вам сейчас тяжело… Мне на вашем месте было бы еще хуже. Хотелось бы вам помочь, но не знаю как. Могу только напомнить ту утешительную фразу, что была вырезана на кольце у царя Соломона: «И это пройдет…»

— Это никогда не пройдет, — надрывно вздохнул Карабанов и налил себе водки. «Напоить его, что ли?» — вяло подумал он. — Хотите выпить, барон?

— Нет.

— А если я попрошу вас? Может, мне станет легче, если вы выпьете со мною?

Клюгенау придвинул стакан.

— Хорошо, — сказал он. — Чтобы вам стало легче…

Отхлебнув водки, прапорщик заговорил снова:

— В обществе людей преобладают три личности: личность денежная, личность служебная и личность собственных достоинств. Первые преуспевают, вторые мучаются, третьи плохо кончают. Послушайте меня, Карабанов: вы принадлежите, мне кажется, к третьей, самой несчастной категории людей, и ваши достоинства еще не дают вам права быть жестоким с людьми, которые не подходят ни под одну из этих трех категорий…

— Довольно слов! — остановил его Андрей. — Пейте до дна, нечего жеманничать.

Прапорщик неумело выглотал водку до конца и быстро опьянел.

— Вам надо полюбить женщину, — посоветовал он. — Любовь очищает человека и делает его лучше. Многое, что казалось неясным и расплывчатым, приобретает определенные формы…

— Чепуха, — ответил Карабанов, — когда женщина входит в жизнь человека, начинается развал и хаос. Женщина по своей натуре не созидатель, она разрушитель. Она, если хотите, тот же дикий курд…

— Женщина воскрешает! — сказал Клюгенау.

— Губит, — ответил Андрей.

— Женщина — источник жизни, — сказал Клюгенау.

— И — гибели, — закончил Андрей.

На этом они остановились. Карабанов снова налил водки, и прапорщик выпил. Всегда откровенный, он теперь совсем обнажил свою душу.

— Она чудесная, — произнес он с чувством. — Вы бы видели, какие у нее глубокие глаза. И, встречаясь со мною, она всегда говорит, что очень рада меня видеть. Я даже написал стихи…

— Занятно, — сказал Андрей, ковыряя в ухе. — Может, дадите прочесть?

Клюгенау расстегнул мундир, достал из секретного кармана листок бумаги.

— Вот, — поделился он, — это я написал вчера…

— Ну? — спросил Клюгенау.

Карабанов отшвырнул от себя стихи:

— Если вы это, барон, ни с кого не сдули, то это не так уж плохо. Только позвольте минутку побыть в роли Белинского.

— Да что вы, поручик, — смутился офицер. — не стоит… Это написано случайно… Экспромт!

— Я надеюсь, — продолжал Карабанов. — что ваши стихи получились бы еще лучше, если бы вы, барон, не были стеснены в написании их определенными рамками.

— Какими?

— Но вы же не будете утверждать, — убивал его Карабанов, — что вот это совпадение тоже случайно?.. Дайте-ка сюда ваш экспромтик.

Ногтем он подчеркнул начальные буквы строк пятистишия.

— Читайте сверху вниз, барон, — сказал он. — Что получается?

— А что? — сразу покраснел Клюгенау.

Карабанов криво усмехнулся.

— Аглая, — сказал он. — Я где-то слышал имя этой женщины… Безнравственный вы человек, барон: позволили себе влюбиться в замужнюю женщину!..

Покидая Карабанова, барон Клюгенау задержался в дверях:

— У меня к вам две просьбы, Андрей Елисеевич: первая — никогда не касайтесь моей любви, и вторая — не пейте больше водки: ведь завтра у нас офицерское собрание!..

По ночам, когда светила турецкая луна, Баязетская цитадель уходила в душную темноту острыми краями своих фасадов и казалась тогда кораблем, плывущим в бездонную неизвестность.

Наступление на Балканах развертывалось успешно, и русский солдат-богатырь уже погнал турок, как говорили болгары, в «Смаилову дунку». Однако на Кавказе счастье изменило успеху русского оружия, и турки начали отчаянную резню армян, десятки тысяч армянских семейств вырезались поголовно , не исключая и грудных младенцев. Тер-Гукасову, таким образом, пришлось со своим отрядом, истомленным в неравных битвах, сдерживать натиск противника и спасать армян, которых он направил к русской границе — по неимению лучших дорог — страшными горными тропами, где ходили одни дикие кошки и джейраны, и этот неимоверно тяжкий путь остался в памяти армянского народа навечно.

Но обо всем этом в Баязете еще ничего не знали, а совещание, на котором должна была решиться судьба одинокого гарнизона, началось как-то странно.

— Господа, — сказал Штоквиц. — начнем, как и водится, с выслушивания мнения младших. Прошу вас, господин юнкер!

Евдокимов сразу стал говорить о том, что бассейн фонтана необходимо заполнить водою, но Пацевич тут же резко посадил его на место:

— Э, юнкер, мы собрались обсуждать вопросы серьезные, а вы нам городите тут про воду… Садитесь!

Встал Клюгенау.

— Я тоже, — сказал он, — хотел начать с вопроса о водоснабжении дворца, но, не желая быть на положении господина юнкера, начну о другом. Я уже немного ознакомился с дворцом; в нем есть все, что необходимо для дворца шаха: бассейны, сераль, мечеть, конюшни и дворцовые палаты.