Валентин Пикуль - Избранные произведения. II том

— Пора, — охотно поднялся из кресла Паткуль.

— Стойте! — вдруг задержала их Юлия Николаевна, и горячечной рукой она долго массировала свой лоб. — Нет, нет, нет, — бормотала женщина, почти вдохновенная. — Я теперь начинаю догадываться, что нам делать. Ведь обо всем, что нас мучает, может рассказать сам маркиз…

— Какой? — удивился муж.

— Твой прадед. Иван Иванович, который уже попал в лексиконы и энциклопедии, как историческая персона.

Якоби задумался, а Паткуль сказал жене:

— Юлия, в уме ли ты сегодня? Иди в спальную, ложись и как следует выспись, чтобы к утру вся дурь из головы вылетела.

Мадам Паткуль обвела черными глазами мужчин:

— Нет, теперь я не усну…

Только сейчас сенатор Якоби догадался о том, что угнетает хозяйку дома, и вдруг он серьезно одобрил ее решение:

— Попробовать можно. Чем черт не шутит!

— Я вас не понимаю, — сознался отставной поручик. — Вы хоть объясните мне, что вы подразумеваете?

Юлия Николаевна четко и строго растолковала мужу:

— Нам остался последний способ — вызвать дух маркиза, и вряд ли покойник станет теперь скрывать от нас то место, где он зарыл драгоценности, паче того, что на том свете никакие бриллианты уже не нужны…

Именно в те годы было очень модно «столоверчение», или общение с духами посредством спиритизма, и Якоби кивнул:

— Стоит ли удивляться? Английский профессор Оливер Лодж не сомневается, что эфир есть духовная среда, поглощающая души усопших, и вызвать из эфира своего предка возможно…

Спать уже расхотелось, от слов сразу перешли к делу.

Якоби, бывавший на спиритических сеансах, разграфил круг на бумаге, в центре его положили чайное блюдечко, вокруг которого хозяева и гость водрузили свои пальцы, а Юлия Николаевна, обратившись в угол потемнее, спрашивала:

— Иван Иваныч, это мы… не пугайтесь, мы плоть от плоти ваши потомки. Ваша светлость, мы ждем… явитесь! Умоляю.

Но морской министр, сохранивший свое имя в анналах истории и в «маркизовой луже» на морских картах, не желал покидать эфир, чтобы заглянуть в Романщину, блюдце даже не колыхнулось от нервической силы пальцев, и тогда Якоби сказал:

— Мы, конечно, жалкие профаны, а здесь требуется очень опытный медиум, ибо маркиз опочил не вчера, а очень давно. Так и быть — я поговорю с «навозным жуком».

— А это еще что такое? — удивился Паткуль.

Якоби разъяснил, что в высшем свете Петербурга «навозным жуком» принято называть министра земледелия А. С. Ермолова, который изобрел телегу для удобной доставки навоза.

— Алексей Сергеич давненько связан с потусторонними силами, и он не откажет мне, если я попрошу его подсказать мне хорошего медиума. Мне как раз завтра надо побывать в городе…

Утренним поездом сенатор отъехал в Петербург, а через день-два, усталый, вернулся в Романщину, обмахиваясь шляпой:

— Ну и жарища сегодня. Поздравляю. Успех обеспечен.

— Да что вы? Уверены, Николай Борисыч?

— Вполне. Ермолов сказал, что в Царском Селе есть такой частный фотограф Анисимов, у которого немало поклонников в самом интеллектуальном обществе столицы. Недавно, говорят, ему даже во время сеанса удалось не только вызвать дух графа Бенкендорфа, но он даже заснял его на фотокарточку, а теперь торгует шефом жандармов по трешке за штуку… Вот и адрес этого Анисимова, только прошу вас, Юлия Николаевна, не афишировать свой визит, все должно быть шито-крыто.

— Не сомневайтесь в моей скромности…

Мадам Паткуль даже не позволила мужу провожать ее до станции Луга, но визит в Царское Село слишком затянулся, она не возвращалась день, два, три… пошел пятый день!

— Я начинаю волноваться, — говорил Владимир Паткуль сенатору Якоби. — Знаете, сама обстановка интимеса… гасят свет, голоса… шуршания… как бы чего не вышло!

— Не волнуйтесь, — утешил его Якоби, — Анисимов женат, и ни одна его клиентка еще не писала на него жалоб…

Наконец Юлия Николаевна вернулась, еще от калитки усадьбы она расстегнула жилет, сбросила шляпу и перчатки, решительно устремленная — вперед, вперед, только бы войти в дом.

— Не подходите ко мне! — крикнула она. — И чтобы никаких больше вопросов. Все скажу потом. Только не сейчас…

Женщина стремительно прошла в спальную, одним рывком опустила на окна плотные шторы, ничком рухнула на постель и мгновенно уснула как убитая.

— Странно, — заметил сенатор Якоби…

В доме все ждали ее пробуждения, Юлия Николаевна проснулась ближе к полуночи и вышла к чайному столу, оживленная.

— Ну, вот и все, — заявила она, — а маркиз Иван Иваныч шлет своим потомкам самый сердечный привет…

— Да не томи душу, — взмолился перед нею Паткуль. — Ответь главное: сообщил ли он, где зарыл фамильные сокровища?

Юлия Николаевна обвела всех просветленным взором:

— Да, конечно! Клад уже в наших руках.

— Слава Богу, — перекрестился Паткуль. — Хоть не даром ездила, а то ведь я тут с ума сходил! Нет и нет… Право, не знал даже, что и думать… Копать-то узнала ли где?

Юлия Николаевна объяснила, почему так долго задержалась.

— Оказывается, это все не так просто. Маркиз ни в какую не поддавался на уговоры Анисимова явиться перед нами, а когда его спросили по поводу клада, он даже бранился, употребляя при том некоторые… нефранцузские выражения. Наконец, когда я расплакалась, он сжалился и сказал, чтобы я срочно возвращалась в Романщину, он явится мне во сне и все расскажет. Вот я и спешила поскорее уснуть.

— Приснился он тебе?

— Почти сразу. Очень элегантный мужчина.

— Сказал?

— Да, ничего не скрывал. Теперь дайте бумагу и карандаш…

На чистом листе бумаги возник загадочный кружочек.

— Что это? — хмыкнул сенатор Якоби.

— Дуб.

От этого дуба карандаш вывел длинную прямую линию.

— А это что? — спросил муж.

— Тень .

— Какая тень?

— Тень от дуба ровно в полдень.

— А что же делать далее? — спросил Якоби.

— Там, где в полдень кончается тень от дуба, следует отмерить тридцать шагов вперед, затем обратиться лицом к скотному двору и отсчитать еще тридцать шагов… Там и клад!

Вся семья Паткулей, включая детей и прислугу, высыпала во двор, а гувернантка, чопорная, сказала:

— Все это очень мило, но… но… но…

— Копать безо всяких «но», — отвечали ей.

— Да что вы собираетесь копать, если в Романщине давно не растет ни одного дуба, а скотного двора нет и в помине.

— В самом деле, — сказал Якоби, — если дуб и существовал при жизни маркиза, то потом его, наверное, спилили.

— В чем дело? — сказала гувернантка. — Если дуб спилили, значит, после него должен остаться пень .

— Верно! — обрадовался Паткуль, и все силы благородного семейства были направлены на отыскание пня…