Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Мы приняли его резолюцию, — без выражения сказал Ленин.

— Почему? — удивился Григорий.

— Если бы мы голосовали против, мы бы оказались в меньшинстве. Из шестисот семидесяти делегатов триста — наших. У нас самая большая партия, но подавляющего большинства нет.

Штурм произошел слишком поздно. Будет создана новая коалиция, состав которой определится в результате сделок и уступок, и правительство будет и дальше топтаться на одном месте, а русские люди будут умирать от голода в собственных домах и от пуль на фронте.

— И все равно они на нас нападают, — добавил Ленин.

Григорий прислушался к речи говорящего — этого человека он не знал.

— Этот съезд должен был обсудить новое правительство, но что же мы видим? — яростно говорил выступающий. — Уже произошел безответственный захват власти, еще до решения съезда! Мы должны спасти революцию от этой дикой авантюры!

Там, где сидели большевики, поднялась буря протеста. Григорий услышал, как Ленин выкрикнул: «Свинья! Ублюдок! Предатель!»

Каменев призвал к порядку.

Но и следующий выступавший был настроен враждебно по отношению к большевикам и их перевороту, и все остальные говорили в том же духе. Меньшевик Лев Хинчук призывал к переговорам с Временным правительством, и взрыв возмущения делегатов был таким яростным, что несколько минут Хинчук не мог продолжать. Наконец, перекрикивая шум, он объявил:

— Мы покидаем этот съезд!

И вышел из зала.

Григорий разгадал их тактику: они скажут, что раз они ушли, решения съезда не будут иметь силы.

— Дезертиры! — крикнул кто-то, и его крик был подхвачен и прокатился по залу.

Григорий в смятении посмотрел на Ленина. Они так ждали этого съезда, а съезд срывался. Но глаза Ленина радостно блестели.

— Это прекрасно! — сказал он. — Мы спасены! Я никогда и представить себе не мог, что они допустят такую ошибку.

Григорий не понимал, о чем он.

Следующим выступал Михаил Гендельман, глава эсеров.

— Принимая во внимание тот факт, что большевики взяли власть, оставляя на них ответственность за это безумное и преступное деяние и считая сотрудничество с ними невозможным, фракция социалистов-революционеров покидает конгресс! — и он вышел, а за ним последовали все эсеры. Оставшиеся делегаты закричали, засвистели и заулюлюкали вдогонку.

Ленина происходящее радовало все больше.

Несколько делегатов-солдат высказались в пользу большевистского переворота, и Григорий приободрился. Но все же он не понимал торжества Ленина. Сейчас Ильич что-то писал в блокноте. Речи следовали одна за другой, а он правил и переписывал. Наконец сунул Григорию в руку два листка.

— Это следует представить съезду для немедленного утверждения, — сказал он.

Это было длинное заявление, полное обычной риторики, но внимание Григория приковала одна фраза: «Съезд принимает решение взять правительственную власть в свои руки».

Именно этого и хотел Григорий.

— Дать это зачитать Троцкому?

— Нет, не Троцкому… — Ленин оглядел сидевших на сцене. — Луначарскому.

Григорий догадался, что, по мнению Ленина, Троцкому славы уже достаточно.

Он отнес заявление Луначарскому, и тот сделал знак председателю. Через несколько минут Каменев предоставил слово Луначарскому, тот встал и зачитал текст Ленина.

Каждое предложение встречали одобрительными возгласами.

Председатель предложил голосовать.

И Григорий наконец понял, почему Ленин был так доволен. Теперь, когда меньшевики и эсеры покинули зал, большевики могли принимать любые решения. Идти на уступки было некому.

Провели голосование. Против были лишь два делегата.

Большевики взяли власть, и теперь их власть узаконена.

Председатель закрыл сессию. Было пять часов утра, четверг, 26 октября (8 ноября). Русская революция победила, и во главе стояли большевики.

Григорий выходил из зала вслед за Иосифом Сталиным, грузинским революционером, и еще одним человеком: тот был в кожаной тужурке и подпоясан пулеметной лентой, как делали многие. Было в нем что-то, отчего словно тревожный звонок раздался в памяти Григория. Когда человек повернулся, чтобы сказать что-то Сталину, Григорий его узнал, и дрожь ужаса и отвращения пробежала по его телу.

Это был Михаил Пинский.

Неужели он тоже участвовал в революции?!

Григорий вдруг вспомнил, что не спал две ночи. Так много всего надо было сделать, что он едва заметил, как кончился один день и начался другой. Бронеавтомобиль был самым неудобным средством передвижения, в каком ему только доводилось ездить, но все равно он заснул, пока его везли домой. Когда Исаак разбудил его, он увидел, что они уже возле его дома. Интересно, подумал он, что знает о произошедшем Катерина? Он понадеялся, что немного: ему хотелось самому рассказать ей о победе революции.

Он вошел в дом и тяжело поднялся по ступеням. Под дверью он увидел полоску света.

— Это я, — сказал он, входя.

Катерина сидела на кровати с крошечным младенцем на руках.

Григория охватил восторг.

— Ребенок родился! — воскликнул он. — Какой красивый!

— Это девочка.

— Девочка!

— Ты обещал, что будешь со мной, — с упреком сказала Катерина.

— Но я же не знал! — Он посмотрел на дитя. — У нее темные волосики, прямо как у меня. Как мы ее назовем?

— Я посылала за тобой…

Григорий вспомнил караульного, который сказал, что его искала какая-то повитуха.

— Бог мой! — с раскаяньем воскликнул Григорий. — Но у меня не было минутки…

— Магда ушла принимать другие роды, — сказала Катерина. — Мне пришлось послать за Ксенией.

— Тебе было очень больно? — забеспокоился Григорий.

— Конечно, мне было очень больно! — отрезала Катерина.

— Прости меня, родная… Но послушай! Свершилась революция! На этот раз настоящая: мы взяли власть! В правительстве теперь будут большевики.

И наклонился ее поцеловать.

— Так я и думала! — сказала она и отвернулась.

Март 1918 года

Вальтер стоял на крыше маленькой средневековой церквушки в деревне Вильфранш-сюр-Уаз, расположенной недалеко от Сен-Кантена. Эти края оказались в тылу германской армии, и какое-то время здесь была рекреационная зона. Французское население, стараясь извлечь из сложившегося положения максимум пользы, продавало завоевателям омлеты и вино, если удавалось его раздобыть. «Какое несчастье эта война!» — говорили они при этом. В результате скромных успехов Антанты местные жители разбежались, половина домов была стерта с лица земли, а линия фронта придвинулась ближе к деревне: теперь здесь происходило переформирование войск.

По узкой дороге через центр колонной по четыре маршировали немецкие солдаты. Их проходили тысячи, за часом час. Вид у них был счастливый, хотя они понимали, что идут на передовую. Их переводили сюда с восточного фронта. Вальтер догадывался, что как бы там ни сложилось дальше, Франция в марте много лучше Польши в феврале.