Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

На ходу он настороженно смотрел вокруг. Каждый встречный глядел на него во все глаза: они отлично понимали, кто он. Одна женщина вскрикнула и бросилась бежать. Он понял, что в ближайшие минуты ему необходимо сменить свои гимнастерку и брюки цвета хаки.

Его руки коснулся молодой парень.

— Идемте со мной, — сказал он по-английски с сильным акцентом. — Я помогу вам спрятаться.

Он повернул в переулок. У Ллойда не было причин доверять этому человеку, но решение надо было принимать за доли секунды, и он пошел с парнем.

— Сюда, — сказал парень и завел Ллойда в маленький домик.

В голой кухоньке сидела молодая женщина с ребенком на руках. Молодой человек представился как Морис, молодая женщина была его жена Марсель, а маленькую дочку звали Симон.

Ллойд позволил себе облегченно вздохнуть и на миг расслабиться. Он сбежал от немцев! Он был все еще в опасности, но уже не на улице, а в доме у друзей.

За время возвращения из Испании и особенно за те две недели, что Ллойд провел на уборке винограда в Бордо, его по-книжному правильная после школы и Кембриджа французская речь стала более разговорной.

— Вы очень добры, — сказал он. — Спасибо вам.

Морис, явно обрадовавшись, что не придется вспоминать английский, ответил по-французски:

— Я думаю, вы хотите есть.

— Очень.

Морис быстро отрезал от длинного батона несколько ломтей и положил на стол вместе с кружком сыра и бутылкой вина без этикетки. Ллойд сел за стол и принялся жадно есть.

— Я дам вам что-нибудь из старой одежды, — сказал Морис. — Но вам надо попробовать иначе ходить. Вы шли так разглядывая все вокруг, с таким вниманием и интересом — у вас словно было на лице написано: «турист из Англии». Лучше идите опустив глаза и шаркая ногами.

С полным ртом хлеба с сыром Ллойд ответил:

— Я запомню.

Он увидел маленькую полочку книг, среди которых были французские издания Маркса и Ленина. Морис, заметив, что Ллойд на них смотрит, сказал:

— Я был коммунистом — до пакта Гитлера — Сталина. Теперь с этим покончено, — он сделал ладонью рубящий жест. — Но все равно надо бороться с фашизмом.

— А я был в Испании, — сказал Ллойд. — До того я верил в объединенный фронт всех левых партий. Больше не верю.

Симон заплакала. Марсель достала тяжелую грудь из просторного платья и стала кормить малышку. Ллойд помнил, что француженки относились к этому более свободно, чем стыдливые англичанки.

Когда он поел, Морис повел его на второй этаж. Из гардероба, в котором было очень мало вещей, он вынул синий комбинезон, голубую рубашку, белье и носки — все поношенное, но чистое. Доброта этого явно бедного человека потрясла Ллойда, и он не знал, как выразить свою благодарность.

— Военную одежду просто оставьте на полу, — сказал Морис. — Я ее сожгу.

Ллойду хотелось помыться, но ванной не было. Он понял, что она на заднем дворе.

Он надел свежую одежду и изучил свое отражение в зеркале, висящем на стене. В синем рабочем костюме было гораздо лучше, но все равно он был похож на англичанина.

Он спустился вниз.

Марсель уже покормила ребенка и держала столбиком, чтобы вызвать отрыжку.

— Шляпу, — сказала она.

Морис достал обычный французский берет, темно-синий, и Ллойд надел его.

Потом Морис озабоченно посмотрел на крепкие армейские ботинки Ллойда черной кожи, явно английские, пыльные, но несомненно хорошие.

— Они вас выдадут, — сказал он.

Расставаться с ботинками Ллойд не хотел. Ему придется далеко идти.

— Может быть, у нас получится сделать их более старыми на вид? — сказал он.

Морис посмотрел с сомнением.

— Как?

— У вас есть острый нож?

Морис вынул из кармана складной нож.

Ллойд снял ботинки. Он сделал дырки в носках, исковырял пятки. Потом вынул шнурки и зашнуровал неаккуратно. Теперь они были похожи на обувь бедняка, но при этом они были Ллойду по ноге и с толстыми подошвами, что продержатся много миль.

— А куда вы поедете? — спросил Морис.

— У меня есть два варианта, — ответил Ллойд. — Я могу направиться на север, на побережье, и надеяться, что получится уговорить каких-нибудь рыбаков перевезти меня через Ла-Манш. Или я могу пойти на юго-запад, через границу в Испанию. — Испания была нейтральной, и в больших городах все еще были консулы Британии. — Как добраться в Испанию, я знаю, я проделал этот путь уже дважды.

— Ла-Манш намного ближе, чем Испания, — сказал Морис. — Но я думаю, немцы закроют все порты и гавани.

— А где сейчас передовая?

— Немцы взяли Париж.

Ллойд пережил ужасный миг — Париж уже пал!

— Французское правительство переехало в Бордо… — Морис пожал плечами. — Но мы разбиты. Теперь ничто не сможет спасти Францию.

— Вся Европа станет фашистской, — сказал Ллойд.

— Кроме Великобритании. Поэтому вы должны ехать домой.

Ллойд задумался. На север или на юго-запад? Он не знал, какой вариант лучше.

Морис сказал:

— У меня есть друг — бывший коммунист, — который торгует кормом для скота. Я случайно узнал, что сегодня во второй половине дня он повезет заказ на ферму к северо-западу отсюда. Если вы решите ехать в Испанию, двадцать миль он вас подвезет.

Это помогло Ллойду решиться.

— Я поеду с ним, — сказал он.

Дейзи долго шла, но в результате очутилась в том самом месте, откуда началось ее путешествие.

Когда Ллойда отправили во Францию, она была безутешна. Она упустила возможность сказать ему, что любит его. Она его даже не поцеловала!

А теперь другой возможности может не быть никогда. После Дюнкерка он числился пропавшим без вести. Это значило, что его тело не было найдено и опознано, но в списках взятых в плен его имени тоже не было. Скорее всего, он был мертв, разорван снарядом на части, которые невозможно опознать, или, может быть, лежит, ненайденный, под обломками разрушенного деревенского дома… Она целыми днями плакала.

Еще месяц она слонялась по Ти-Гуину, надеясь услышать что-то новое, но больше никаких известий не было. И у нее стало появляться чувство вины. Многим женщинам приходилось так же плохо, как ей, или еще хуже. Некоторым предстояло растить двоих-троих детей без мужской поддержки. У нее не было права себя жалеть лишь потому, что человек, с которым она собиралась изменить мужу, пропал без вести.

Надо было взять себя в руки и делать что-нибудь полезное. Было ясно, что ей не судьба быть с Ллойдом. У нее уже есть муж, и он каждый день рискует жизнью. И ее долг, говорила она себе, заботиться о Малыше.

Она вернулась в Лондон, привела в жилой вид дом на Мэйфэр — с немногими оставшимися слугами, — чтобы Малышу было там уютно, когда он вернется в отпуск.

Ей нужно забыть Ллойда и быть хорошей женой. Может быть, она даже снова забеременеет.