Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— В Сент-Барт. Знаете, где это?

— Конечно. — Сент-Бартоломью была раньше одной из самых больших больниц Лондона, а Дейзи уже прожила здесь четыре года. — Западный Смитфилд, — добавила она, чтобы он ей точно поверил.

— В отделение неотложной помощи, там вход с другой стороны здания.

— Я найду. — Она вскочила в кабину. Мотор все еще работал.

— Как вас зовут? — крикнул санитар.

— Дейзи Фицгерберт. А вас?

— Нобби Кларк. Ведите мою машину поосторожнее.

Коробка переключения передач была обычная, с рычагом. Дейзи включила первую и тронулась с места.

Над головой продолжали реветь самолеты и без конца падали бомбы. Дейзи отчаянно стремилась довезти раненых людей в больницу, и до Сент-Барта было чуть больше мили, но дорога была невыносимо трудная. Она миновала Лиденхолл-стрит, Палтри и Чипсайд, но несколько раз дорога оказывалась заваленной и приходилось возвращаться и искать объезд. Похоже, на каждой улице было как минимум по одному разрушенному дому. Повсюду были дым и руины и плачущие, окровавленные люди.

С огромным облегчением она добралась до госпиталя и следом за другой машиной «скорой помощи» подъехала к нужному входу. В больнице царило лихорадочное возбуждение, десятки машин выгружали искалеченных, обожженных пациентов, и их поручали заботам торопливых санитаров в запятнанных кровью передниках. «Может быть, я спасла мать этих детей, — подумала Дейзи. — Я не совсем бесполезна, хоть и не нужна собственному мужу».

Безволосая девочка так и держала на руках свою маленькую сестричку. Дейзи помогла им выбраться из машины через задний выход.

Медсестра помогла Дейзи поднять не приходящую в сознание мать и внести ее в здание.

Но Дейзи увидела, что женщина уже не дышит.

— Вот это — ее дети, — сказала она медсестре и заметила в собственном голосе истерические нотки. — Что с ними будет?

— Я ими займусь, — заявила медсестра. — А вы должны возвращаться назад.

— Должна? — сказала Дейзи.

— Соберитесь, — сказала медсестра. — До конца ночи поступит еще много мертвых и раненых.

— Ладно, — ответила Дейзи. Она вернулась за руль «скорой помощи» и поехала.

Как-то октябрьским днем — после полудня на средиземноморском побережье было еще тепло — Ллойд Уильямс приехал в освещенный солнцем французский городок Перпиньян, лишь в двадцати милях от границы с Испанией.

Предыдущий месяц, сентябрь, он провел в окрестностях Бордо, собирая урожай винограда на вино, совсем как в ужасном тридцать седьмом. Сейчас у него в карманах были деньги на автобусы и трамваи, и он мог позволить себе есть в дешевых ресторанах, вместо того чтобы жить на незрелых овощах с чужих огородов и сырых яйцах, которые воровал в курятниках. Он возвращался тем же маршрутом, что и тогда, когда добирался домой из Испании три года назад. После Бордо он пошел на юг, через Тулузу и Безье, от случая к случаю подъезжая на товарных поездах, а в основном его подвозили водители грузовиков.

Сейчас он сидел в придорожном кафе на главной дороге, идущей в юго-восточном направлении от Перпиньяна к испанской границе. Он был все еще одет в синий комбинезон и берет Мориса и нес небольшой холщовый мешок, в котором лежал ржавый шпатель и заляпанный известкой спиртовой уровень — свидетельство того, что он каменщик из Испании, возвращающийся домой. Боже упаси, чтобы кто-нибудь предложил ему поработать: он понятия не имел, как сложить стену.

Он волновался, как ему найти дорогу через горы. Три месяца назад, в Пикардии, он легко убедил себя, что сможет найти через Пиренеи путь, которым его в 1936 году вели в Испанию проводники, часть которого он прошел в обратном направлении, возвращаясь через год. Но когда на горизонте появились пурпурные пики и зеленые ложбины, этот план начал его пугать. Он думал, что навсегда должен был запечатлеть в памяти каждый шаг путешествия, но когда он пытался вспомнить подробности троп, мостов и развилок, оказалось, что воспоминания расплывчаты и четкие детали ускользают из памяти.

Он доел ужин — перченый рыбный суп — и негромко обратился к сидящей за соседним столиком компании шоферов.

— Мне надо в Сербер, — сказал он. Это была последняя деревушка перед испанской границей. — Никто туда не едет?

Все они наверняка ехали туда, иначе здесь, на юго-восточном шоссе, делать было нечего. Но все равно они медлили с ответом. Это была «Франция Виши», формально независимая территория, а на практике — под каблуком немцев, оккупировавших вторую половину страны. И никто не спешил помочь странствующему чужаку с иностранным акцентом.

— Я каменщик, — сказал он, махнув своим мешком, — возвращаюсь домой, в Испанию. Зовут меня Леандро.

— Полпути могу подвезти, — сказал толстяк в майке.

— Спасибо!

— Сейчас ехать готов?

— Конечно.

Они вышли из кафе и сели в грязный фургон «рено» с названием магазина электротоваров на боку. Когда они отъехали, водитель спросил Ллойда, женат ли он. Последовала череда неприятных личных вопросов, и Ллойд понял, что у парня страсть к подробностям чужой личной жизни. Несомненно, именно поэтому он и согласился взять с собой Ллойда: это давало ему возможность задать свои нескромные вопросы. Среди шоферов Ллойду уже встречалось несколько, подвозивших его из подобных мерзких соображений.

— Я девственник, — сказал он, и это было правдой, но привело лишь к новым расспросам о ласках с девочками в школе. В этом у Ллойда был значительный опыт, но делиться он не собирался. Он отказывался вдаваться в подробности, стараясь при этом не грубить. Наконец водитель отчаялся.

— Я сейчас сворачиваю, — сказал он и остановился.

Ллойд поблагодарил его и пошел дальше пешком.

Он научился не маршировать, как солдат, а обрел неуклюжую походку вразвалочку, как ему казалось — вполне похоже на деревенского жителя. Он никогда не держал в руке газету или книгу. Стриг его в последний раз совершенно неумелый цирюльник в беднейшем квартале Тулузы. Брился он раз в две недели, так что обычно ходил с щетиной, удивительно действенно придававшей ему вид никчемного человека. Он перестал мыться и приобрел крепкий запах, отталкивающий людей, намеревавшихся с ним заговорить.

Мало у кого из простолюдинов во Франции или в Испании были часы. Поэтому с металлическими наручными часами с квадратным циферблатом — подарком Берни к окончанию университета — пришлось расстаться. Он не мог отдать их никому из многих помогавших ему во Франции людей, потому что обладать такими часами было бы преступлением. В конце концов с огромным сожалением он бросил их в пруд.

Самой большой проблемой для него было отсутствие документов.

Он попытался купить документы у одного человека, немного похожего на него, и подумывал стащить их у двух других, но люди теперь стали очень внимательны к подобным вещам, что было не удивительно. Поэтому он решил вести себя так, чтобы избегать ситуаций, где у него могут потребовать документы. Он старался не привлекать к себе внимания, он старался, если у него был выбор, идти полями, а не по дороге, и никогда не ездил пассажирскими поездами, потому что на станциях часто проверяли документы. Пока что ему везло. В одной деревне жандарм спросил у него документы, но он объяснил, что их украли в Марселе, когда он напился и вырубился в пивняке, и жандарм ему поверил, велев проваливать.