Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Ее помощницей была Наоми Эвери, симпатичная блондинка из кокни, любившая мужское общество и чувство товарищества в команде. Сейчас она болтала с дежурным санитаром Нобби Кларком, вышедшим на пенсию полицейским.

— Старший уполномоченный по гражданской обороне — мужчина, — шутливо сказала она. — Районный — тоже мужчина. Вы — мужчина.

— Полагаю, что так, — сказал Нобби, и остальные захихикали.

— Но в гражданской обороне столько женщин, — продолжала Наоми, — как же вышло, что никто из них не занимает никаких должностей?

Мужчины рассмеялись. Лысый дядька с большим носом, которого все звали Красавчик Джордж, сказал:

— Вот тебе раз, и здесь права женщин! — он был женоненавистник.

В разговор вступила Дейзи:

— Не думаете же вы, что вы, мужчины, в целом умнее нас, женщин?

— На самом деле, — сказал Нобби, — среди старших инспекторов есть женщины.

— Никогда не видела, — сказала Наоми.

— Но ведь это традиция, разве нет? — сказал Нобби. — Женщина всегда была хранительницей очага.

— Например, Екатерина Великая в России, — насмешливо сказала Дейзи.

— Или королева Елизавета, — вставила Наоми.

— Амелия Эрхарт.

— Джейн Остин.

— Мария Кюри, единственная из ученых, получившая Нобелевскую премию дважды.

— Екатерина Великая? — сказал Красавчик Джордж. — Вы разве не слышали про нее и ее коня?

— Ну ты что, здесь дамы! — с упреком сказал Нобби. — Однако я могу ответить на вопрос Дейзи, — продолжал он.

— Что ж, давайте! — сказала Дейзи, готовая с ним поспорить.

— Я допускаю, что некоторые женщины могут быть так же умны, как мужчины, — сказал он с видом человека, идущего на великодушные уступки. — Но тем не менее есть одна очень веская причина, почему почти все руководители гражданской обороны — мужчины.

— И какая же, Нобби?

— А очень простая. Мужчина не станет подчиняться женщине! — и он торжествующе откинулся назад, уверенный, что победил в споре.

Ирония заключалась в том, что, когда падали бомбы и они разгребали руины в поисках пострадавших, они были равны. Тогда никакого подчинения не было. Если Дейзи кричала Нобби, чтобы он поднял потолочную балку за другой конец, он безропотно делал это.

Дейзи любила всех этих людей, даже Красавчика Джорджа. Они бы отдали за нее жизнь, как и она за них.

Снаружи она услышала низкое гудение. Постепенно звук становился все выше, пока не превратился в утомительно-привычный вой сирены воздушной тревоги. Через несколько секунд раздался грохот дальнего взрыва. Сирены часто запаздывали, иногда они звучали уже после того, как взрывались первые бомбы.

Зазвонил телефон, и Нобби поднял трубку.

Все встали. Джордж утомленно сказал:

— Неужели эти чертовы немцы работают без выходных?

Нобби положил трубку и сказал:

— Натли-стрит.

— Я знаю, где это, — сказала Наоми. — Там живет наш член парламента.

Они вскочили в машины. Когда Дейзи завела мотор и тронула машину с места, Наоми, сидящая с ней рядом, сказала:

— Вот счастливое времечко!

Наоми говорила с иронией, но, как ни странно, Дейзи была счастлива. Это непонятно, думала она, поворачивая за угол на полной скорости. Каждую ночь она видела разрушения, трагические лишения и ужасно искалеченные тела. И очень даже возможно, что она погибнет сегодня в горящем здании. И все же она прекрасно себя чувствовала. Она работала и страдала за общее дело, и парадоксальным образом это было лучше, чем жить в свое удовольствие. Она была среди тех, кто рисковал всем, чтобы помочь другим, и это было лучшее ощущение на свете.

У Дейзи не было ненависти к немцам за то, что они стараются ее убить. Свекор, граф Фицгерберт, рассказал ей, почему они бомбят Лондон. До августа люфтваффе совершали налеты только на порты и аэродромы. В минуту необычайной искренности Фиц объяснил, что англичане были не так щепетильны: еще в мае правительство одобрило бомбардировку целей, находящихся в городах Германии, и весь июнь и июль Королевский воздушный флот сбрасывал бомбы на жилые дома, на женщин и детей. Народ Германии негодовал и требовал отмщения. Ответом стала операция «Блиц».

С Малышом Дейзи вела себя так, будто ничего не произошло, но запирала дверь своей спальни, когда он был дома, и он не возражал. От их брака осталась одна видимость, но они оба были слишком заняты, чтобы хоть что-то предпринять. Когда Дейзи думала об этом, она чувствовала печаль; ведь теперь она потеряла и Ллойда, и Малыша. К счастью, у нее совсем не было времени думать об этом.

Натли-стрит горела. люфтваффе сбросили вместе зажигательные бомбы и фугасные. Больше всего вред был от огня, но фугасы помогали пламени распространяться: от их взрывов вылетали стекла, и пламя разгоралось сильнее.

Дейзи с визгом тормозов остановила машину, и все принялись за работу.

Людям с несильными ранениями помогали добраться до ближайшей станции первой помощи. Тех, кто пострадал сильнее, везли в Сент-Барт или Лондонский госпиталь на Уайтчепел. Дейзи совершала поездку за поездкой. Когда стемнело, она включила фары. Они были с затемнением, пропускали лишь тонкие лучи света, как предосторожность во время налетов, хотя это казалось совершенно излишним, когда весь Лондон пылает, как осенний костер из сухих листьев.

Бомбить продолжали до рассвета. При дневном свете бомбардировщики были слишком уязвимы, их легко сбивали на своих истребителях Малыш и его товарищи, так что бомбардировка прекратилась. Когда холодный серый свет залил развалины, Дейзи и Наоми вернулись на Натли-стрит удостовериться, что никого больше не нужно везти в госпиталь.

Они устало присели на остатки кирпичной садовой стены. Дейзи сняла свою каску. Она была вся в грязи и совершенно выбилась из сил. «Что бы сказали девицы из буффальского яхт-клуба, увидев меня сейчас», — подумала она, а потом поняла, что ей уже не важно, что бы они сказали. Дни, когда их мнение казалось ей единственным, что имело значение, остались далеко в прошлом.

— Хотите чаю, милые? — сказал кто-то.

Она узнала валлийский акцент. Подняв голову, она увидела красивую женщину средних лет с подносом в руках.

— Ой, конечно, очень! — сказала она и взяла чашку. Она уже полюбила этот напиток: он горчил, но обладал чудесным восстанавливающим действием.

Женщина поцеловала Наоми, и та объяснила:

— Это моя родственница. Ее дочь Милли — жена моего брата Эйби.

Дейзи смотрела, как женщина обходит со своим подносом санитаров, пожарных и соседей — их собралась уже небольшая толпа, — и решила, что она, должно быть, обладает здесь каким-то авторитетом: у нее был вид человека, наделенного властью. И в то же время она была одной из них, говорила с каждым тепло и непринужденно, вызывая улыбки. Она знала Нобби и Красавчика Джона и приветствовала их как старых друзей.