Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Доброе утро, мадам, — вежливо сказал он. — Я Вуди Дьюар. В прошлом году в Лондоне я познакомился с Беллой Эрнандес, и мне бы очень хотелось повидать ее снова, если можно.

Улыбка исчезла. Ему был пожалован долгий взгляд, а потом дама произнесла:

— Значит, это вы и есть.

Вуди не понял, что это значит.

— Я Каролина Эрнандес, мать Изабеллы, — сказала она. — Входите.

— Благодарю.

Она не подала ему руки и явно была настроена враждебно, хотя почему — у него не было ни малейшего понятия. Однако его пригласили в дом.

Госпожа Эрнандес провела Вуди в большую, красивую гостиную, из которой открывался восхитительный вид на океан. Приглашая сесть, она указала на стул жестом, который едва ли можно было назвать вежливым. Она села напротив и снова смерила его внимательным взглядом.

— Сколько времени вы провели с Беллой в Англии? — спросила она.

— Всего несколько часов. Но с тех пор я все время думаю о ней.

Возникла очередная многозначительная пауза, и потом мать Беллы сказала:

— Когда Белла уезжала в Оксфорд, она была помолвлена с Виктором Роландсоном — блестящим молодым человеком, которого она знает всю жизнь. Роландсоны наши с мужем старые друзья — или, по крайней мере, так было, пока Белла не приехала домой и не расторгла вдруг помолвку.

У Вуди сердце затрепетало от надежды.

— Она лишь сказала: поняла, что не любит Виктора. Я догадалась, что она встретила кого-то другого, и теперь даже знаю кого.

— Я понятия не имел, что она помолвлена, — сказал Вуди.

— Она носила кольцо с алмазом, которое было очень сложно не заметить. Из-за вашей ненаблюдательности произошла трагедия.

— Мне очень жаль, — сказал Вуди. Но потом решил не вести себя как слюнтяй. — Хотя вообще-то совсем не жаль. Я очень рад, что она расторгла помолвку, потому что я считаю, что она совершенно чудесная и нужна мне самому.

Это миссис Эрнандес не понравилось.

— Вы довольно дерзкий юноша.

Вуди вдруг почувствовал возмущение от ее снисходительного тона.

— Миссис Эрнандес, вы только что употребили слово «трагедия». Моя невеста Джоан умерла у меня на руках в Перл-Харбор. Мой брат Чак погиб, расстрелянный из пулеметов, при высадке на остров Бугенвиль. Сам я в первый день наступления в Нормандии был вынужден послать на смерть Асса Веббера и еще четверых американских ребят, чтобы взять мост в провинциальном городишке Эглиз-де-Сер. Я знаю, что такое трагедия, мадам, и это не разорванная помолвка.

Госпожа Эрнандес растерялась. Не так часто, видимо, молодые люди ей перечат, подумал он. Она ничего не ответила, но слегка побледнела. Чуть погодя встала и без объяснений вышла из комнаты. Вуди не очень-то знал, что, по ее мнению, ему следовало делать, но поскольку Беллу он так и не повидал, то остался сидеть на месте.

Через пять минут вошла Белла.

Вуди встал, сердце забилось сильнее. От одного взгляда на нее ему захотелось улыбнуться. На ней было простое светло-желтое платье, оттенявшее блестящие темные волосы и кофейного цвета кожу. Должно быть, она всегда отлично выглядит именно в простой одежде, подумал он. Совсем как Джоан. Ему захотелось обнять ее и всем телом прижаться к ее мягкому телу, но он ждал знака от нее.

Вид у нее был сердитый и смущенный.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Я искал тебя.

— Зачем?

— Потому что не мог выбросить тебя из головы.

— Мы совсем не знаем друг друга.

— Давай это исправим, начнем прямо сегодня. Пообедаешь со мной?

— Не знаю.

Он пересек комнату и подошел к ней. Она заметила, что он опирается на трость, и взволнованно спросила:

— Что с тобой случилось?

— Колено прострелили во Франции. Заживает. Правда, медленно.

— Мне так жаль.

— Белла, я думаю, ты чудесная. Мне кажется, я тебе нравлюсь. Мы оба свободны от обязательств. Что тебя волнует?

Она снова улыбнулась той легкой усмешкой, которая ему так нравилась.

— Наверное, мне стыдно. За то, что я делала — в ту ночь, в Лондоне.

— И все?

— Это было слишком, для первого-то свидания.

— Но так часто бывает. Ну, не лично у меня, но я слышал. Ты же думала, что я могу погибнуть.

Она кивнула.

— Я никогда ничего подобного не делала, даже с Виктором. Не знаю, что на меня нашло. Еще и в публичном месте! Я чувствую себя как проститутка.

— Я точно знаю, кто ты на самом деле, — сказал Вуди. — Ты умная, прекрасная и очень великодушная девушка. Так что, может быть, мы забудем тот миг безумия в Лондоне и начнем узнавать друг друга, как приличные, воспитанные молодые люди, которыми мы и являемся?

Она немножко расслабилась.

— А у нас действительно получится?

— Еще бы!

— Ну, ладно.

— Я заеду за тобой в семь?

— Ладно.

Ему пора было идти, но он медлил.

— Не могу передать, как я рад, что снова нашел тебя, — сказал он.

Она впервые взглянула ему прямо в глаза.

— Ах, Вуди, и я тоже, — сказала она. — Я так рада! — и она обняла его и прижалась к его груди.

Как долго он этого ждал. Он обнял ее и зарылся лицом в ее чудесные волосы. Они стояли так долго, должно быть — с минуту.

Наконец она отстранилась.

— Ну, жду тебя в семь, — сказала она.

— Обязательно.

Он вышел из дома как на крыльях.

Оттуда он пошел прямо на собрание руководящего комитета в Доме ветеранов рядом с Домом оперы. За длинным столом сидело сорок шесть членов, с помощниками вроде Гаса Дьюара за спиной. Вуди был помощником помощника и сел у стены.

Первую речь произнес советский министр иностранных дел. Вуди подумал, что вид у него не представительный. Лысеющий, с аккуратными усами и очками, он был похож на приказчика, каким и был его отец. Сам же он был долгожителем большевистской верхушки. Друг Сталина еще с дореволюционных времен, именно он составлял нацистско-советский пакт 1939 года. Он был трудоголиком и так много времени проводил за рабочим столом, что получил прозвище «каменная задница».

Молотов предлагал, чтобы Белоруссия и Украина были признаны самостоятельными членами ООН. Эти две советские республики понесли тяжелый урон от нападения Германии, подчеркивал он, и каждая дала Красной Армии больше миллиона человек. Ему возражали, что эти республики не являются полностью независимыми от Москвы, но этот же аргумент можно было применить, говоря о Канаде и Австралии, доминионах Британской империи, которые были признаны самостоятельными членами.

Проголосовали единогласно. Вуди знал, что об этом было договорено заранее. Страны Латинской Америки угрожали отказом, если не будет включена и поддерживающая Гитлера Аргентина, и пришлось пойти на эту уступку, чтобы сохранить их голоса.

А потом грянул гром с ясного неба. Встал чешский министр иностранных дел Ян Масарик. Это был известный политик, либерал и антинацист, в 1944 году попавший на обложку журнала «Тайм». Он заявил, что Польшу тоже нужно принять в ООН.