Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Счастье Володи все же не давало ему совсем позабыть про увиденные ужасы и про появившиеся у него смутные мысли о советском коммунизме. Непередаваемая жестокость НКВД, ошибки Сталина, стоившие жизни миллионам, и пропаганда, призывавшая красноармейцев вести себя в Германии как взбешенные звери, — все это заставило его усомниться в самых фундаментальных постулатах, которые его приучили принимать на веру. С тревогой он думал, в какой стране предстоит жить Димке и Тане. Но сегодня не время для таких мыслей.

Советская элита была в хорошем настроении. Они выиграли войну, победили Германию. Их старого врага, Японию, разбили Соединенные Штаты. Сдаться японским военачальникам не позволял их безумный кодекс чести, но теперь это был лишь вопрос времени. К несчастью, пока они цеплялись за свою гордость, многим японским и американским солдатам предстояло умереть, и еще многие женщины и дети погибнут в своих домах под бомбами, а результат будет тот же. Как жаль, но американцы, по-видимому, ничего не смогут сделать, чтобы ускорить процесс и предотвратить ненужные жертвы.

Отец Володи, подвыпивший и счастливый, начал речь.

— Красная Армия оккупировала Польшу, — сказал он. — Никогда больше эта страна не будет использована как плацдарм для вторжения немцев в Россию.

Его старые товарищи загалдели и застучали по столам.

— Коммунистические партии Западной Европы испытывают невиданный приток новых членов. В Париже на муниципальных выборах в прошлом марте больше всего голосов получила коммунистическая партия. Я поздравляю наших французских товарищей.

Снова одобрительные возгласы.

— Оглядываясь на окружающий нас мир, я вижу, что русская революция, за которую столько храбрецов боролись и умирали… — он замолчал, на его глазах блеснули пьяные слезы. В комнате стало тихо. Он взял себя в руки. — Я вижу, что дело революции никогда еще не было так прочно, как сегодня!

Все подняли рюмки.

— За революцию! За революцию!

Выпили.

Распахнулись двери, и в зал вошел товарищ Сталин.

Все встали.

У него были седые волосы, и выглядел он усталым. Ему было около шестидесяти пяти, и он был болен: ходили слухи, что он перенес несколько сердечных приступов. Но сегодня он был в отличном настроении.

— Я пришел поцеловать невесту! — сказал он.

Он подошел к Зое и положил руки ей на плечи. Она была на полголовы выше, но ей удалось незаметно стать меньше ростом. Он поцеловал ее в обе щеки, задерживаясь на каждой щеке губами и седыми усами настолько, что Володя почувствовал раздражение. Потом он сделал шаг назад и спросил:

— Ну что, нальете мне?

Несколько человек бросилось наливать ему водку. Григорий настоял, чтобы Сталин сел на его место в центре стола. Возобновился шум разговоров, но уже приглушенный: всех приводило с трепет его присутствие, и надо было быть осторожными, следить за каждым словом и движением. Этому человеку достаточно было пальцем шевельнуть, чтобы кого-нибудь не стало, — и он делал это достаточно часто.

Принесли еще водки, ансамбль начал играть русские народные мелодии, и люди постепенно расслабились. Володя, Зоя, Григорий и Катерина вчетвером станцевали кадриль — это был веселый танец, всегда вызывающий смех у зрителей. После танцевали другие пары, потом парни начали плясать «Барыню», там надо было пускаться вприсядку — приседая и выбрасывая вперед ноги (многие при этом попадали). Володя продолжал уголком глаза следить за Сталиным, как и все в зале, а тот, казалось, был вполне доволен, постукивая рюмкой по столу в такт балалайкам.

Зоя и Катерина танцевали с Зоиным начальником Василием, старшим в группе физиков, работающих над созданием бомбы. Володя не участвовал. Вдруг атмосфера изменилась.

Вошел служащий, прошел по краю зала и подошел прямо к Сталину. Без церемоний он нагнулся к вождю и прошептал ему что-то на ухо — тихо, но взволнованно.

Сначала Сталин, казалось, был озадачен, он быстро задал вопрос, потом другой. Потом он изменился в лице. Он побледнел и смотрел на танцующих, не видя их.

— Что, черт возьми, происходит? — тихо ахнул Володя.

Танцующие пока ничего не заметили, но у сидящих во главе стола был испуганный вид.

В следующий миг Сталин поднялся. Окружающие почтительно встали. Володя увидел, что его отец все еще танцует. Людей расстреливали и не за такое.

Но Сталин не глядел на гостей. В сопровождении своего помощника он вышел из-за стола. Потом через зал направился к двери. Танцующие в ужасе разбегались с его пути. Одна парочка растянулась на полу. Сталин, казалось, не замечал. Ансамбль со скрежетом смолк. Ничего не говоря, ни на кого не глядя, Сталин вышел из комнаты.

Кое-кто из генералов испуганно последовал за ним.

Появился еще один служащий, затем еще двое. Каждый нашел своего начальника и обратился к нему. К Василию подошел молодой человек в твидовом пиджаке. Зоя, похоже, была с ним знакома и внимательно его слушала. Она казалась потрясенной.

Василий и помощник вышли из зала. Володя подошел к Зое и спросил:

— Ради бога, что происходит?

Она ответила дрожащим голосом:

— Американцы сбросили на Японию атомную бомбу… — Ее прекрасное бледное лицо казалось еще белее, чем всегда. — Сначала японское правительство не могло понять, что произошло. Им потребовался не один час, чтобы осознать, что это было.

— Это точно?

— Она сровняла с землей пять квадратных миль зданий. По подсчетам, в один миг погибло семьдесят пять тысяч человек.

— Сколько было бомб?

— Одна.

— Одна бомба?

— Да.

— Господи боже. Неудивительно, что Сталин побледнел.

Они постояли молча. Было видно, как новость распространяется по залу. Некоторые так и сидели, ошарашенные; другие встали и ушли, направляясь к своим кабинетам, телефонам, столам и подчиненным.

— Это все меняет, — сказал Володя.

— В том числе и наши планы на медовый месяц, — сказала Зоя. — Мой отпуск наверняка отменят.

— Мы думали, Советскому Союзу ничто не угрожает.

— Только что твой отец произнес речь, что никогда еще дело революции не было в такой безопасности.

— Теперь ни о какой безопасности говорить не приходится.

— Да, — сказала Зоя. — Пока у нас самих не будет атомной бомбы.

Джеки Джейкс и Джорджи впервые приехали в Буффало и остановились в квартире у Марги. Грег и Лев тоже были, и в день победы над Японией — в среду, 15 августа — все пошли в Парк Гумбольдта. На всех дорожках толпились торжествующие парочки, а в пруду плескались сотни детей.

Грег был счастлив и горд. Бомба действовала. Два устройства, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, вызвали ужасающие разрушения, но они привели войну к быстрому концу и спасли жизнь тысячам американцев. Грег принимал в этом участие. Благодаря тому, что они совершили, Джорджи будет жить в свободном мире.