Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

На галерее посетителей его жена Дейзи гордо улыбнулась и подняла вверх большие пальцы.

Остальное заседание Ллойд слушал с чувством удовлетворения. Он считал, что первый настоящий экзамен в качестве члена парламента он выдержал.

Потом, в лобби, к нему подошел один из организаторов партии лейбористов, отвечающих за обеспечение правильного голосования. Поздравив Ллойда с речью, он сказал:

— Как бы вы посмотрели на должность личного парламентского секретаря?

Ллойд затрепетал. У госсекретаря и у каждого министра было как минимум по одному личному парламентскому секретарю. На деле личный парламентский секретарь часто был нужен лишь затем, чтобы носить портфель, но обычно эта работа была первым шагом к назначению на должность министра.

— Это большая честь для меня, — сказал Ллойд. — У кого я буду работать?

— У Эрни Бевина.

Ллойд едва мог поверить своей удаче. Бевин был министром иностранных дел и ближайшим сотрудником премьер-министра Эттли. Близкие отношения между ними были случаем притяжения противоположностей. Эттли был из среднего класса: сын юриста, выпускник Оксфорда, офицер Первой мировой войны. Бевин был незаконным сыном служанки, отца своего не знал, работать начал в одиннадцать лет и основал такую махину, как Профсоюз транспортных и неквалифицированных рабочих. Внешне они тоже были полной противоположностью: Эттли — худой, щеголеватый, спокойный и серьезный; Бевин — здоровяк, высокий и мощный, с избыточным весом и громким смехом. Министр иностранных дел называл премьер-министра «крошка Клем». И все равно они были верными союзниками.

Бевин для Ллойда был героем — как и для миллионов обычных британских граждан.

— Я ничего не желал бы сильнее, — сказал Ллойд. — Но ведь у Бевина, кажется, уже есть личный парламентский секретарь?

— Ему нужно два, — сказал организатор. — Завтра утром приходите к девяти в Министерство иностранных дел — и можете начинать работать.

— Благодарю вас!

Ллойд торопливо направился по обитому дубовыми панелями коридору к кабинету матери. Он договорился с Дейзи встретиться там после заседания.

— Мама! — воскликнул он, входя. — Меня назначили личным парламентским секретарем к Эрни Бевину!

И тут он увидел, что Этель не одна. В кабинете был граф Фицгерберт.

Фиц уставился на Ллойда с удивлением и отвращением.

Несмотря на потрясение, Ллойд заметил, что отец был одет в светло-серый костюм идеального кроя с двубортным жилетом.

Он перевел взгляд на мать. Она была совершенно спокойна. Ее эта встреча не удивила. Должно быть, она это устроила специально.

Граф пришел к тому же заключению.

— Этель, какого черта?

Ллойд смотрел на человека, чья кровь текла в его жилах. Даже в этой неловкой ситуации Фиц держался спокойно и с достоинством. Он был красив, несмотря на прикрытое веко — последствие раны, полученной в битве при Сомме. Он опирался на трость — еще одно последствие Соммы. Через несколько месяцев ему должно было исполниться шестьдесят лет, но вид у него был безукоризненно ухоженный, седые волосы аккуратно подстрижены, серебристый галстук завязан тугим узлом, черные туфли сверкали. Ллойд тоже всегда любил хорошо выглядеть. «Вот откуда это у меня», — подумал он.

Этель подошла к графу и встала рядом. Ллойд знал мать достаточно хорошо, чтобы понять это движение. Стараясь убедить человека в чем-то, она часто использовала свое обаяние. Но все равно Ллойду было неприятно видеть этот знак расположения к тому, кто использовал ее, а потом бросил.

— Мне было так жаль, когда я услышала о гибели Малыша, — сказала она Фицу. — Для нас нет ничего дороже, чем наши дети, правда?

— Мне пора, — сказал Фиц.

До этого момента Ллойд встречался с Фицем лишь мимоходом. Никогда раньше он не проводил рядом с ним столько времени и не слышал, чтобы тот произносил столько слов. Несмотря на неловкость, Ллойду было интересно. Фиц хоть и был сейчас мрачен, но обладал своеобразным обаянием.

— Ну пожалуйста, Фиц, — сказала Этель. — Ведь у тебя есть сын, которого ты так и не признал, — сын, которым тебе следует гордиться.

— Не надо! — сказал Фиц. — Человек имеет право забыть ошибки юности.

Ллойда передернуло от неловкости, но его мать не отступала.

— А зачем тебе забывать? Я понимаю, что это была ошибка, но посмотри на него сейчас! Член парламента, который только что произнес блестящую речь и назначен личным парламентским секретарем к министру иностранных дел!

Фиц демонстративно не смотрел на Ллойда.

Этель сказала:

— Сейчас ты хочешь выдать наши отношения за незначительную интрижку, но ты же знаешь правду. Да, мы были молодыми, глупыми и горячими — я не меньше, чем ты, но мы любили друг друга. Мы действительно любили друг друга, Фиц. Ты должен это признать. Разве ты не понимаешь, что если станешь отрицать правду о себе, то потеряешь свою душу?

Ллойд увидел, что лицо Фица лишилось прежней бесстрастности. Он пытался сохранить контроль над собой. Ллойд понял, что мама нашла настоящую проблему. Дело было не столько в том, что Фиц стыдился внебрачного ребенка. Но он был слишком гордым, чтобы признать, что любил служанку. Наверняка он любил Этель больше, чем свою жену, догадался Ллойд. И это нарушало все его самые фундаментальные представления о социальной иерархии.

Впервые заговорил Ллойд:

— Сэр, я был с Малышом в момент его смерти. Он погиб, как герой.

И Фиц впервые взглянул на него.

— Мой сын не нуждается в вашем одобрении, — сказал он.

Ллойд словно получил пощечину.

Это шокировало даже Этель.

— Фиц! — воскликнула она. — Как ты можешь! Это так гадко…

В этот миг вошла Дейзи.

— Здравствуйте, Фиц! — радостно сказала она. — Вы, наверное, думали, что избавились от меня, — и вот вы снова мой свекор. Правда, забавно?

— Я как раз пытаюсь уговорить Фица пожать Ллойду руку, — сказала Этель.

— А я стараюсь избегать рукопожатий социалистов, — сказал Фиц.

Этель вела бой, обреченный на неудачу, но сдаваться не желала.

— Посмотри, как много в нем от тебя! Он внешне похож на тебя, одевается, как ты, разделяет твои интересы в политике — наверняка он в конце концов станет министром иностранных дел, о чем всегда мечтал и ты!

Лицо Фица еще больше потемнело.

— Теперь очень маловероятно, что я когда-нибудь стану министром иностранных дел, — сказал он, направляясь к двери. — И мне не доставит никакого удовольствия, если это замечательное учреждение возглавит мой большевистский ублюдок!

С этими словами он ушел.

Этель залилась слезами.

Дейзи обняла Ллойда.

— Мне так жаль… — сказала она.

— Не волнуйся, — сказал Ллойд. — Ему не удалось ни унизить меня, ни расстроить. — Он сказал неправду, но ему не хотелось выглядеть жалким. — Он отказался от меня уже давным-давно… — Он с обожанием посмотрел на Дейзи. — Я счастливый человек, ведь у меня много других людей, которые меня любят.