Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Царская, должно быть, жизнь! — Зоя взяла у него книгу и перевернула страницу. — А вот еще! — На следующей странице демонстрировались комплекты юбка-жакет за четыре доллара девяносто восемь центов. — Эти тоже элегантные, — сказала она.

— Полистай, — предложил Володя.

Зоя изумленно рассматривала страницу за страницей: женские пальто, шляпы, обувь, белье, пижамы и чулки.

— И можно заказать отсюда что угодно? — спросила она.

— Ну да.

— Но здесь на любой странице выбор больше, чем в среднестатистическом магазине в Советском Союзе!

— Да.

Она продолжала медленно листать каталог. Такой же широкий выбор оказался и мужской одежды, и детской тоже. Зоя указала пальцем на плотное шерстяное зимнее пальто для мальчика, стоившее пятнадцать долларов.

— При такой цене, я думаю, у каждого американского мальчишки есть такое пальто.

— Наверняка.

После одежды шла мебель. Кровать можно было купить за двадцать пять долларов. Все здесь было дешево, если получать пятьдесят долларов в неделю. А каталог все не кончался. Там были сотни вещей, которые ни за какие деньги нельзя было купить в Советском Союзе: игрушки и игры, косметика, гитары, элегантные кресла, электроинструменты, романы в красочных обложках, новогодние украшения и электрические тостеры.

Был даже трактор.

— Как ты думаешь, — сказала Зоя, — любой фермер, которому нужен трактор, может сразу же получить его?

— Только если денег хватит, — сказал Володя.

— Ему не надо заносить свою фамилию в список и несколько лет ждать своей очереди?

— Нет.

Зоя закрыла каталог и задумчиво посмотрела на Володю.

— Если там люди могут все это купить, — сказала она, — зачем им хотеть быть коммунистами?

— Хороший вопрос, — сказал Володя.

У берлинских детей появилась новая игра под названием «Комм, фрау» — «Идем, женщина». Это была одна из дюжины игр, в которых мальчишки гонялись за девчонками, но у этой, — заметила Карла, — была новая черта. Мальчишки собирались в компанию и выбирали одну из девчонок. Поймав ее, они кричали: «Комм, фрау!» — и валили ее на землю. Потом они прижимали ее к земле, а один из них ложился на нее сверху и изображал половой акт. Дети семи-восьми лет, которые и знать не должны, что такое изнасилование, играли в эту игру, потому что видели, как солдаты Красной Армии делали это с немецкими женщинами. Любой русский знал по-немецки одну эту фразу: «Комм, фрау!»

Почему русские были такими? Карла никогда не встречала женщину, изнасилованную французским, английским, американским или канадским солдатом, хотя и полагала, что, должно быть, происходило и такое. Но зато всех до одной ее знакомых женщин от пятнадцати до пятидесяти пяти как минимум один раз изнасиловал русский: ее мать Мод, ее подругу Фриду, мать Фриды Монику, служанку Аду — всех.

И все же им еще повезло, они остались живы. Некоторые женщины, которых насиловали десятки мужчин на протяжении не одного часа — умерли. Карла слышала о девочке, которую искусали до смерти.

Избежала насилия только Ребекка Розен. После того как Карла защитила ее — в день, когда освободили еврейский госпиталь, — Ребекка переехала в особняк фон Ульрихов. Он был в зоне русских, но больше идти ей было некуда. На протяжении месяцев она, как преступница, пряталась на чердаке, спускаясь только поздно ночью, когда эти русские скоты, напившись, засыпали. Карла, когда могла, проводила с ней наверху пару часов, и они играли в карты и рассказывали друг дружке разные случаи из своей жизни. Карла хотела быть ей вроде старшей сестры, но Ребекка относилась к ней как к матери.

А потом Карла поняла, что действительно собирается стать матерью.

Мод и Монике было за пятьдесят — они, по счастью, были слишком старые, чтобы забеременеть; Аде просто повезло; а вот Карла и Фрида — обе после изнасилований понесли.

Фрида сделала аборт.

Это было незаконно, при нацистах это каралось смертной казнью, и закон все еще был в силе. Поэтому Фрида пошла к старой акушерке, которая сделала это за пять сигарет. При этом Фрида заразилась опасной инфекцией и умерла бы, если бы Карла не ухитрилась стащить из госпиталя дефицитный пенициллин.

Карла же — решила ребенка оставить.

Ее отношение к этому переходило из одной крайности в другую. Когда по утрам ей было плохо, она ненавидела тварей, надругавшихся над ее телом и оставивших ей это бремя. Но бывали минуты, когда она ловила себя на том, что сидит, обхватив руками живот и глядя в пространство, мечтательно размышляя о детской одежде. Потом она спрашивала себя: вдруг лицо ее ребенка будет напоминать ей кого-то из насильников и заставит ее возненавидеть собственное дитя? Но ведь будут же в нем и черты фон Ульрихов тоже? Ей было горько и страшно.

В январе 1946 года она была уже на девятом месяце беременности. Как и большинство немцев, она терпела холод, голод и нужду. Когда ее беременность стала очевидной, ей пришлось уйти из больницы и пополнить миллионные ряды безработных. Нормы питания менялись каждые десять дней. Тем, у кого не было привилегий, полагалось 1500 калорий. И за это, конечно, еще надо было платить. Но даже для тех покупателей, у кого были и деньги и карточки, иногда просто не было никакой еды.

Одно время Карла подумывала, не обратиться ли к русским за какими-нибудь льготами, поскольку во время войны она шпионила для них. Но Генрих попробовал — и результат был устрашающий. В разведке Красной Армии решили, что он должен продолжать заниматься шпионской деятельностью для них, и предложили ему внедриться к американским военным. Когда он сказал, что предпочел бы не заниматься этим, они разозлились и стали грозить отправкой в концлагерь. Он выпутался, сказав, что не знает английского, а следовательно, пользы от него никакой. Но Карла получила ясное предупреждение и решила, что безопаснее всего — сидеть тихо.

Сегодня Карла и Мод были счастливы, потому что продали комод. Это была мебель в югендстиле из капового дерева светлого дуба, его купили родители Вальтера, когда поженились в 1889 году. Карла, Мод и Ада погрузили его на взятую взаймы ручную тележку.

Они все еще жили без мужчин в доме. Эрик и Вернер были среди миллионов немецких солдат, которые пропали без вести. Может быть, они погибли. Карла слышала от полковника Бека, что в боях на восточном фронте погибли почти три миллиона немцев и еще больше — в русском плену, от голода, холода и болезней. Но еще два миллиона были пока что живы и работали в лагерях Советского Союза. Некоторые вернулись: либо бежали из плена, либо были освобождены, оказавшись слишком больными, чтобы работать, и присоединились к тысячам беженцев, бредущим по Европе в надежде добраться домой. Карла и Мод писали письма и посылали их, надеясь на милость Красной Армии, но никакого ответа так и не было.