Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Но это всегда было нелегко сделать. Все взвесив, он решил пойти напролом сегодня же.

Фрунзе вошли в ресторанчик.

Володя прошел мимо и через окно заглянул внутрь. Это было недорогое заведение с кабинками. Володя подумал, что можно было бы войти и сесть к ним за столик, но решил дать им сначала поесть. Когда они будут сыты, у них будет хорошее настроение.

Он подождал с полчаса, на расстоянии следя за дверью. Потом, волнуясь, вошел.

Они заканчивали обед. Проходя через зал ресторана, Володя заметил, что Фрунзе взглянул на него и отвернулся, не узнав.

Он скользнул в кабинку и, сев рядом с Элис, тихо сказал по-немецки:

— Привет, Уилли, неужели ты не помнишь, как мы вместе учились в школе?

Фрунзе несколько секунд пристально вглядывался, а потом его лицо озарила улыбка.

— Пешков? Володя Пешков? Неужели действительно ты?

Володя почувствовал волну радостного облегчения. Фрунзе и сейчас относился к нему как к другу. Ему не понадобится преодолевать барьер враждебности.

— Действительно я, — сказал Володя, протянул руку, и они обменялись рукопожатием. Обернувшись к Элис, он сказал по-английски:

— Извините, я очень плохой говорить ваш язык.

— Ну и не старайтесь, — ответила она на беглом немецком. — Моя семья переехала сюда одновременно с Уилли.

— А ведь я недавно вспоминал тебя, — изумленно сказал Фрунзе. — Потому что познакомился с еще одним человеком с такой же фамилией — Грег Пешков.

— Правда? У моего отца был брат по имени Лев, он приехал в Америку где-то в 1915 году.

— Нет, лейтенант Пешков намного моложе… Однако что ты здесь делаешь?

Володя улыбнулся.

— Я приехал повидаться с тобой. — И, не давая Фрунзе времени спросить зачем, он продолжал: — Когда мы в последний раз виделись, ты был секретарем социал-демократической партии района Ньюкельн. — Это был второй шаг. Восстановив дружеские отношения, он напомнил Фрунзе о его юношеских идеалах.

— И убедился на собственном опыте, что социал-демократия не годится, — сказал Фрунзе. — Перед нацистами мы оказались совершенно бессильны. Только Советский Союз смог их остановить.

Это была правда, и Володя был рад, что Фрунзе это понимает. Но, что важнее, эта фраза показывала, что от жизни в благополучной Америке политические убеждения Фрунзе не стали мягче.

Элис сказала:

— Мы собирались зайти на пару бокалов в бар за углом. В пятницу вечером там собирается много ученых. Не хотите составить нам компанию?

Меньше всего Володе хотелось, чтобы его видели с Фрунзе в публичном месте.

— Честно говоря, не знаю, — сказал он. На самом деле он уже и в ресторане просидел с ними довольно долго. Пришло время для третьего шага: напомнить Фрунзе о его ужасной вине. Он наклонился вперед и понизил голос:

— Вилли, ты знал, что американцы собирались сбросить на Японию атомные бомбы?

Возникло долгое молчание. Володя затаил дыхание. Он делал ставку на то, что Фрунзе мучает раскаяние.

Секунду ему казалось, что он зашел слишком далеко. У Фрунзе был такой вид, словно он сейчас заплачет.

Потом ученый глубоко вздохнул и взял себя в руки.

— Нет, не знал, — сказал он. — Никто не знал.

— Мы допускали, что американские военные устроят какую-нибудь демонстрацию силы атомной бомбы, — зло вставила Элис. — В качестве угрозы, чтобы заставить японцев раньше сдаться. — Значит, она знала о бомбе заранее, заключил Володя. Его это не удивило. Ученым было трудно скрывать от жен такие вещи. — Так что мы ожидали, что в какой-то момент где-то взрыв будет, — продолжала она. — Но мы представляли себе это так, что они уничтожат какой-нибудь необитаемый остров или, может быть, военный объект, где много техники и почти нет людей.

— Это можно было бы оправдать, — сказал Фрунзе, — но… — Его голос перешел в шепот. — Никто не думал, что они сбросят ее на город и убьют восемьдесят тысяч людей — и женщин, и детей.

Володя кивнул.

— Я знал, что ты к этому так относишься. — Он надеялся на это всем сердцем.

— Кто мог бы относиться к этому иначе? — сказал Фрунзе.

— Позволь мне задать тебе еще более важный вопрос. — Это был четвертый шаг. — Они это сделают снова?

— Не знаю, — сказал Фрунзе. — Они могут. Господи, прости всех нас, они могут!

Володя был доволен, но скрыл это. Он заставил Фрунзе почувствовать свою ответственность за использование атомной бомбы не только в прошлом, но и в будущем.

— Мы тоже так думаем, — кивнул он.

— Кто это «мы»? — резко спросила Элис.

Она была более проницательная и наверняка более искушенная, чем ее муж. Обмануть ее было бы трудно, и Володя решил даже не пытаться. Придется рискнуть говорить с ней откровенно.

— Справедливый вопрос, — сказал он. — И я проделал весь этот путь не для того, чтобы обманывать старого друга. Я — майор разведки Красной Армии.

Они смотрели на него во все глаза. Должно быть, у них уже мелькала эта догадка, но откровенное признание их удивило.

— Я должен тебе кое-что сказать, — продолжал Володя. — Кое-что чрезвычайно важное. Мы можем пойти куда-нибудь, где можно поговорить без посторонних?

Они нерешительно помолчали.

— Может, у нас дома? — предложил Фрунзе.

— Там наверняка стоит прослушка ФБР.

У Фрунзе был некоторый опыт нелегальной работы, но Элис была потрясена.

— Вы думаете? — изумленно воскликнула она.

— Да. Может, мы могли бы выехать за город?

Фрунзе сказал:

— У нас есть место, куда мы иногда выезжаем, как раз в это время дня, смотреть закат.

— Отлично. Идите к машине, садитесь и ждите меня. Я приду через минуту.

Фрунзе заплатил по счету, и они с Элис ушли. Володя последовал за ними. В течение этого короткого пути он убедился, что за ними никто не следит. Он дошел до «плимута» и сел в машину. Они все втроем разместились на передних сиденьях, в американском стиле. Машина тронулась, и Фрунзе повез их за город.

По грунтовой дороге они поднялись на вершину невысокого холма. Фрунзе остановил автомобиль. Володя сделал им знак выйти и отвел на сотню ярдов в сторону — просто на случай, если машина тоже прослушивается.

Они смотрели на заходящее солнце, заливающее светом каменистую землю с низкорослым кустарником, и Володя сделал пятый шаг.

— Мы полагаем, что следующая бомба взорвется где-нибудь в Советском Союзе.

— Боже сохрани! Но ты, наверное, прав.

— И мы абсолютно ничего не можем с этим поделать, — продолжал Володя, неуклонно продвигаясь в нужном направлении. — Нет ничего, что мы могли бы предпринять, нет барьеров, что мы могли бы возвести, — у нас нет способа защитить свой народ. Не существует защиты от атомной бомбы — от бомбы, которую сделал ты, Уилли.

— Я знаю, — с отчаянием сказал Фрунзе. Было ясно, что он считает: если против СССР применят атомное оружие, это будет его виной.