Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Смешным? — удивился он. Его голос странным образом дрожал, и он повторил тверже: — Что здесь смешного?

— Ты ничего не знаешь, — бросила она с раздражением.

Это был особенно обидный упрек. Камерон гордился, что знает очень много, и он думал, что поэтому нравится ей.

— Чего же я не знаю? — спросил он.

Она сильным рывком выдернула руку из его ладони.

— Дуралей, я люблю Джаспера, — огрызнулась она и вошла в дом.

Утром, когда еще было темно, Ребекка и Бернд снова предались любви.

Уже три месяца они жили вместе в старом доме в центре Берлина. Это был большой дом, и им повезло, что они жили в нем вместе с ее родителями Вернером и Карлой, братом Валли, сестрой Лили и бабушкой Мод.

Какое-то время любовь была для них утешением. Они оба не работали и не могли устроиться на работу, потому что им чинила препятствия тайная полиция, несмотря на острую нехватку школьных учителей.

При этом оба находились под следствием за социальный паразитизм, иначе говоря, за то, что они не работали, а это считалось преступлением в коммунистической стране. Рано или поздно они будут осуждены и посажены в тюрьму. Бернда отправят в исправительно-трудовой лагерь, где он, вероятно, умрет.

Поэтому они собирались бежать из страны.

Это будет их последний день, который они вместе проведутв Восточном Берлине.

Когда Бернд нежно провел рукой под ночной рубашкой Ребекки, она прошептала:

— Я очень волнуюсь.

— Другого шанса у нас может не быть, — сказал он.

Она заключила его в объятия и прильнула к нему. Она знала, что он прав. Они могли оба потерять жизнь при попытке уйти на Запад.

Что еще хуже, один мог погибнуть, а другой остаться в живых.

Бернд достал презерватив. Они договорились, что поженятся, когда окажутся в свободном мире, а до того времени будут предохраняться. Если их планам не суждено будет осуществиться, Ребекка не хотела растить ребенка в Восточной Германии.

Несмотря на все страхи, одолевавшие ее, Ребекка горела желанием и страстно реагировала на ласки Бернда. Страсть была для нее недавним открытием. С Гансом она чаще всего не очень наслаждалась сексом, как и с двумя прежними любовниками, но никогда раньше ее не обуревало желание, не владело ею настолько полно, что на какое-то время она забывала все на свете. Сейчас мысль о том, что это могло быть в последний раз, пробудила в ней еще большее желание.

После того как все закончилось, он сказал:

— Ты тигрица.

Она засмеялась.

— Раньше я такой не была. Это все ты.

— Это все мы, — проговорил он. — Мы правы.

Когда она перевела дыхание, он вернулся к тому, что их волновало больше всего:

— Люди эмигрируют каждый день.

— Никто не знает, сколько их.

Беглецы переплывали каналы и реки, перелезали через колючую проволоку, прятались в легковых машинах и грузовиках. Западные немцы, которым разрешался въезд в Восточный Берлин, брали с собой поддельные западногерманские паспорта для своих родственников. Военнослужащие союзных войск могли направляться куда угодно, и один восточный немец купил американскую военную форму в магазине театрального реквизита и прошел через контрольный пункт как ни в чем не бывало.

Ребекка сказала:

— И многие расстаются с жизнью.

Пограничники вели себя безжалостно и бесстыдно. Они

стреляли на поражение. Иногда они оставляли истекающих кровью раненых на нейтральной полосе в назидание другим. Смерть была наказанием за попытку сбежать из коммунистического рая.

Ребекка и Бернд намеревались пересечь границу на Бернауэр штрассе.

Стена странным образом протянулась так, что на некоторых улицах дома находились в Восточном Берлине, а тротуар вдоль них — в Западном. Жители восточной стороны Бернауэр-штрассе в воскресенье 13 августа 1961 года, открыв свои парадные, обнаружили, что ограждение из колючей проволоки не позволяет им выйти из дома. Сначала многие, чтобы вырваться на свободу, выпрыгивали из окон верхних этажей: одни калечась, другие падали на одеяла, растянутые западноберлинскими пожарными. Сейчас всех жителей тех домов переселили и двери и окна в них замуровали.

У Ребекки и Бернда был другой план.

Они оделись и спустились позавтракать со всей семьей, возможно, в последний раз на долгое время. Повторялось утро 13 августа предыдущего года. Тогда всем было грустно и неспокойно: Ребекка собиралась покинуть страну, но жизнью не рисковала. На этот раз все боялись.

Ребекка пыталась поднять им настроение.

— Может быть, когда-нибудь вы последуете нашему примеру, — предположила она.

— Ты же знаешь, — остановила ее Карла. — Мы этого не сделаем. А ты должна — тебе здесь жизни не будет. Мы же останемся.

— А как же папина работа?

— Пока я держусь, — отозвался Вернер.

Он больше не мог бывать на принадлежащей ему фабрике, потому что она находилась в Западном Берлине. Он пытался управлять ею из своего дома, но это было практически невозможно. Телефонная связь между двумя Берлинами отсутствовала, поэтому руководство осуществлялось по почте, которая работала с задержками из-за цензоров.

Все это причиняло Ребекке ужасные страдания. Самым дорогим на свете для нее была семья, а теперь она расставалась с родными.

— Ну что же, никакая стена не стоит вечно, — сказала она. — Придет время, и Берлин воссоединится, и тогда мы снова будем вместе.

В дверь позвонили, и Лили вскочила из-за стола.

— Надеюсь, это почтальон с бухгалтерскими отчетами фабрики.

Валли сказал:

— Как только появится возможность, я уйду отсюда. Я не собираюсь провести жизнь на Востоке, где какие-то старики коммунисты будут указывать мне, какую музыку исполнять.

— Станешь взрослым — тогда будешь решать, — одернула его Карла.

Лили вернулась в кухню с испуганным видом.

— Это не почтальон, — сообщила она. — Это Ганс. Ребекка негромко вскрикнула. Неужели ее бывший муж узнал

о ее намерении бежать?

— Он один? — спросил Вернер.

— Кажется, один. Бабушка Мод сказала Карле:

— Помнишь, как мы поступили с Иоахимом Кохом? Карла посмотрела на детей. Им незачем было знать, как они

поступили с Иоахимом Кохом.

Вернер подошел к кухонному шкафу и выдвинул нижний ящик, где находились тяжелые кастрюли. Он вынул его из шкафа и поставил на пол. Потом он просунул руку далеко в полость и достал оттуда черный пистолет с коричневой рукояткой и небольшую коробку с патронами.

— О господи, — пробормотал Бернд.

Ребекка не особо разбиралась в пистолетах, но она подумала, что это «Вальтер П38». Вернер, должно быть, сохранил его с войны.

А что произошло с Иоахимом Кохом, недоумевала Ребекка? Его убили?

Кто? Мама? И бабушка?

— Если Ганс заберет тебя, мы больше никогда не увидимся, — сказал Вернер Ребекке и стал заряжать пистолет.