Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Мерфин поднял дочь и прижал к себе.

— Ты жива, — прошептал он по-английски.

Из соседней комнаты вышла нянька Лоллы Мария, седовласая женщина лет пятидесяти.

— Хозяин! Вы встали! Вам лучше?

— Где хозяйка?

У Марии скривилось лицо.

— Мне очень жаль, хозяин. Хозяйка умерла.

— Мама ушла, — сказала Лолла.

Мерфина словно ударили. Помертвев, он передал дочь Марии, медленно развернулся, вышел из комнаты и спустился по лестнице на piano nobile — парадный этаж. Смотрел на длинный стол, пустые стулья, коврики на полу, картины на стенах. Как будто чужой дом.

Фитцджеральд встал перед изображением Девы Марии и ее матери. Итальянские художники превосходили английских, да и всех остальных, и автор придал святой Анне черты Сильвии. Гордая красота, безупречная смуглая кожа, тонкое лицо, но художник разглядел в высокомерном взгляде карих глаз тлеющую страстность.

Как трудно привыкнуть к мысли, что Сильвии больше нет. Он вспоминал ее красивую грудь, гибкое тело, которым не уставал восхищаться. И это тело, некогда столь близкое, теперь лежит где-то в земле. Представив это, Мерфин разрыдался.

«Где же ее могила?» — с горестью подумал он и вспомнил, что во Флоренции больше не хоронили. Боясь выходить из дома, люди просто заворачивали тела и выносили на улицу. Городские воры, нищие и пьяницы приобрели новое ремесло. Их стати называть трупоносцами — becchini, — и бродяги неплохо зарабатывали, снося тела в братские могилы. Мерфин может так и не узнать, где похоронили Сильвию.

Свадьбу отпраздновали четыре года назад. Глядя на портрет жены в красном монашеском облачении, зодчий вдруг с болью спросил себя, а действительно ли он ее любил? Фитцджеральд очень нежно относился к Сильвии, но это не было всепоглощающей страстью. Англичанин оказался единственным во Флоренции, у кого достало духу посвататься к вольнодумке и острословке, которую все боялись, несмотря на богатство отца. За это девушка очень привязалась к нему, хотя и не упускала случая проверить его любовь. «О чем ты думаешь?» — часто спрашивала жена, и он чувствовал себя виноватым, потому что вспоминал Кингсбридж. Потом она стала спрашивать иначе: «О ком ты думаешь?» Имя Керис ни разу не прозвучало, но Сильвия говорила: «О женщине. Я вижу по твоему лицу». Скоро итальянка начала говорить об «английской девушке». Например: «Ты вспоминаешь свою английскую девушку». И всегда оказывалась права. Но кажется, смирилась. Мерфин был верен ей. И обожал дочь.

Вошла Мария с супом и хлебом.

— Какой сегодня день?

— Вторник.

— Сколько времени я провел в постели?

— Две недели. Вы были очень плохи.

Он не понимал, почему выжил. Некоторые не подхватывали болезнь, как будто обладали какой-то естественной защитой, но почти все заболевшие умирали. Немногим счастливцам, умудрившимся выздороветь, везло вдвойне: никто еще не заболевал этой болезнью дважды.

Поев, Мерфин ощутил прилив сил. Он понимал, что прежняя жизнь кончилась, и, подозревая, что в болезни думал именно об этом, напрягся, пытаясь поймать нить ускользающих воспоминаний. Сначала нужно выяснить, кто из родных жив. Отнес тарелку на кухню, где Мария кормила дочь хлебом, смоченным в козьем молоке, и спросил:

— Что с родителями Сильвии? Живы?

— Не знаю. Ничего не слышала. Я выхожу только за продуктами.

— Нужно узнать.

Фитцджеральд оделся и спустился. На первом этаже размещалась мастерская, во дворе хранились запасы дерева и камня. Мерфин вышел из дома. Дома в этом квартале города были в основном каменные, некоторые очень большие, не сравнить с кингсбриджскими. Самый богатый человек Кингсбриджа — Эдмунд Суконщик — имел деревянный. Во Флоренции в таких жили бедняки. Строитель никогда не видел настолько пустынных улиц, даже ночью. Жутко. Сколько же людей погибло? Треть города? Половина? Может, их призраки еще бродят по Флоренции, прячась по темным углам и завистливо высматривая тех, кому посчастливилось выжить?

Дом тестя стоял на следующей улице. Алессандро Кристи, учившийся в свое время вместе с Буонавентурой Кароли, стал первым и лучшим другом Мерфина в Италии. Именно он дал ему и первый заказ — простое складское помещение. Деревянная дверь pagaletto Алессандро оказалась заперта. Это уже необычно. Мерфин постучал. Через пару минут ее открыла невысокая полная прачка Элизабета и в ужасе уставилась на него.

— Вы живы! — воскликнула она.

— Здравствуй, Бетта. Рад, что ты тоже жива.

Прачка отвернулась и крикнула в глубь дома:

— Это английский лорд!

Мерфин много раз говорил, что не лорд, но слуги не верили. Фитцджеральд вошел.

— Алессандро? — окликнул он.

Прачка покачала головой и заплакала.

— А хозяйка?

— Оба.

Лестница вела от входной двери наверх. Мерфин стал медленно подниматься, не переставая удивляться собственной слабости. На втором этаже присел перевести дух. Комнаты богатого Алессандро были украшены коврами, портьерами, картинами, драгоценными безделушками, книгами.

— Кто-нибудь выжил?

— Только Лена и ее дети.

У азиатской наложницы Лены — не самое распространенное, но и не уникальное явление в богатых флорентийских домах — было двое маленьких детей от Алессандро, мальчик и девочка. Хозяин воспитывал их как законных детей. Сильвия говорила, что отец привязан к ним даже больше, чем к ней и брату Джанни. У жизнерадостных флорентийцев подобные вещи считались не столько скандальными, сколько экстравагантными.

— А синьор Джанни?

— Умер. И жена его тоже. Ребенок у меня.

— Господи Боже мой.

Бетта неуверенно спросила:

— А ваша семья, лорд?

— Жена умерла.

— Мне очень жаль.

— Но Лолла жива.

— Слава Богу!

— Мария ходит за ней.

— Хорошая женщина. Хотите что-нибудь выпить?

Мерфин кивнул. К нему подбежали дети Лены — темноглазый мальчик семи лет, похожий на Алессандро, и хорошенькая четырехлетняя девчушка с азиатскими глазами матери. Затем вошла сама Лена, красавица двадцати с небольшим лет, с золотой кожей и высокими скулами. Поставив ему серебряный кубок с темным красным тосканским вином и блюдо с миндалем и маслинами, она спросила:

— Может быть, вы переедете сюда, лорд?

Фитцджеральд удивился:

— Вряд ли… Зачем?

— Дом теперь ваш. — Лена описала рукой круг. — Это все теперь ваше.

Мерфин вдруг понял, что наложница права. Он остался единственным взрослым родственником Алессандро Кристи, тем самым сделавшись его наследником, а кроме того, опекуном троих детей, не считая Лоллы.

— Всё, — повторила красавица, глядя прямо в глаза.

Строитель не отвел взгляда. Понял, что она предлагает ему себя. Взвесил. Дети Лены здесь выросли, дом был знаком Лолле и малышу Джанни. Все дети будут в нем счастливы. Сам он получит в наследство столько денег, что безбедно проживет всю жизнь. Лена умная и опытная женщина — мастер без труда мог представить, как хорошо с ней жить. Азиатка, словно читая эти мысли, взяла его руку и прижала к груди. Но не этого ему хотелось. Он поднес ее руку к губам и поцеловал.