Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Барни пригубил и спросил:

— Ром от Беллы?

— Понятия не имею, — ответил дон Хорди. — Кто такая Белла?

Дурной знак.

— Раньше она делала лучший на острове ром, — объяснил Барни, стараясь не показывать свое разочарование. — Наверное, переселилась куда-нибудь.

— Вполне возможно. А этот вам не по вкусу?

— Ну что вы! За сотрудничество!

Выйдя из дворца, Барни и Джонатан двинулись к дому, где когда-то проживала Белла и где она готовила ром. Вошли через проход под аркой на внутренний двор. Судя по всему, дела здесь шли неплохо — драгоценная жидкость стекала в бочонки сразу из двух приспособлений.

К морякам вышел мужчина, глядевший по-хозяйски. На вид ему было около тридцати, темная африканская кожа удивительным образом сочеталась с прямыми волосами, из чего следовало, что он может быть отпрыском европейца и рабыни.

Мужчина дружески улыбнулся.

— Добрый день. Полагаю, вы пришли купить лучшего на свете рома.

Барни мрачно подумал, что, пожалуй, за такого вот мужчину Белла и могла выйти замуж.

— Угадали. А взамен готовы продать парочку испанских пистолетов.

— Идемте, попробуете наш ром. Я владелец, Пабло Трухильо.

Барни понял, что больше не в состоянии сдерживаться.

— Что случилось с Беллой?

— Я выкупил у нее это дело два года назад. И до сих пор варю по ее правилам. — Пабло провел гостей в дом, усадил и принялся выдавливать сок лаймов — в точности как Белла когда-то.

— А сама Белла где? — спросил Барни.

— Живет в доме, что достался ей от дона Альфонсо. Сам Альфонсо умер, его поместье отошло кому-то другому, но Белле он отписал домик.

Барни почудилось, что Пабло Трухильо что-то недоговаривает.

— Она замужем?

— Вряд ли. — Пабло поставил на стол бутыль и стаканы.

Барни злился на себя. Не стоило, конечно, столько расспрашивать о Белле. Глядишь, его команда, чего доброго, начнет думать, что их шкипер повредился умом, раз отправился через океан за какой-то девкой. Поэтому он воздержался от дальнейших расспросов, попробовал ром Пабло и приобрел два бочонка по удивительно низкой цене.

Лишь перед уходом, велев голосу разума заткнуться, он небрежно произнес:

— Надо бы повидать Беллу. В городе найдется кто-нибудь, кто сможет отвести меня к ней?

— Мой сосед, Маурисио Мартинес, каждые несколько дней водит в поместье мула с припасами.

— Благодарю.

Соседнее здание оказалось большой лавкой, где хватало всего: там были бочонки с рисом и бобами, пучки трав, кухонная утварь, гвозди и разноцветные ленты. Маурисио охотно согласился прикрыть торговлю прямо сейчас и отвести Барни в поместье.

— Все равно скоро надо будет, — пояснил он. — Нужны мука и оливковое масло.

Изъяснялся он короткими фразами, словно считал, что так собеседнику понятнее.

Барни отослал Джонатана приглядывать за «Элис», а сам остался с Маурисио.

Тот оседлал для гостя лошадь, а сам предпочел идти пешком, ведя в поводу вьючного мула. Пыльная дорога вывела их из города и устремилась в холмы. Барни не был расположен к беседе, но Маурисио говорил за двоих, в своей отрывистой манере. По счастью, ему как будто было все равно, отвечает Барни или нет, понимает или нет, и Барни никто не мешал предаваться воспоминаниям.

Вскоре начались поля сахарного тростника. Зеленые стебли ростом с Барни тянулись ввысь бесконечными рядами, а между ними бродили рабы-африканцы. Мужчины носили оборванные штаны, женщины трудились в свободных платьях-балахонах, а детишки бегали голыми. На голове у каждого раба красовалась самодельная соломенная шляпа. На одном поле рабы, изнемогая под палящим солнцем, копали ямки и сажали побеги. Потом Барни заметил большой деревянный пресс, которым давили стебли тростника, и сок растений стекал в чан внизу. Дальше попалось деревянное здание, внутри которого горел огонь и тяжело дышали меха.

— Кипятильня, — пояснил Маурисио.

— Как люди здесь выживают, по такой-то жаре? Снаружи зной и внутри…

— Многие умирают. Рабов часто меняют. Дорого обходятся.

Наконец показался господский дом — двухэтажный, сложенный из того же кораллового известняка, из какого возвели дворец в городке. Подойдя ближе, Маурисио показал на деревянный домик в тени пальмовых деревьев.

— Белла там.

Он отвернулся и направился к господскому дому.

Барни спешился, привязал лошадь к стволу пальмы. Сглотнул внезапно вставший в горле ком. За девять лет могло произойти что угодно.

Он подошел к домику. Дверь была открыта, и Барни ступил внутрь.

На узкой кровати в углу лежала какая-то старуха. Больше никого в доме не было.

— Где Белла? — спросил Барни по-испански.

Старуха долго молчала, разглядывая его, потом прохрипела:

— Я знала, что ты вернешься.

Эти слова потрясли его до глубины души. Он уставился на старуху, не веря собственным глазам.

— Белла?

— Я умираю.

Барни в два шага пересек комнатку и встал на колени перед кроватью.

Это и вправду была Белла. Ее волосы поредели настолько, что почти исчезли, золотистая кожа сделалась вялой, будто пергаментной, а тело, такое крепкое и желанное, совсем усохло. Но голубые глаза никуда не делись.

— Что с тобою стряслось?

— Лихорадка повес [113] Одно из названий лихорадки денге, эпидемии которой на протяжении XVI–XIX столетий достаточно часто случались на территориях, куда завозили рабов из Африки. .

Барни никогда не слышал о такой болезни, но это не имело значения: с первого взгляда всякий бы понял, что Белла — на краю смерти.

Он нагнулся, желая поцеловать ее в губы, но Белла отвернула голову.

— Я заразная.

Тогда Барни поцеловал ее в щеку.

— Милая моя Белла, — проговорил он. Горе его было столь велико, что язык отказывался слушаться. Барни кое-как справился со слезами — мужчине не пристало плакать — и выдавил:

— Я могу что-то сделать для тебя?

— Да. Окажи мне услугу.

— Все, что угодно.

Прежде чем она успела что-либо сказать, из-за спины Барни прозвучал детский голосок:

— А ты кто?

Он обернулся и увидел в дверях маленького мальчика — золотистая кожа, курчавые африканские волосы отливают рыжиной, глаза зеленые…

Барни повернулся к Белле.

— Ему лет восемь…

Белла кивнула.

— Его зовут Барнардо Альфонсо Уиллард. Пригляди за ним.

Барни чувствовал себя так, будто получил удар по голове лошадиным копытом. К глазам вновь подступили слезы. Белла умирает, а у него, оказывается, есть сын! Жизнь за какие-то мгновения перевернулась вверх тормашками.

— Альфо, это твой отец, — сказала Белла. — Я тебе про него рассказывала.

Лицо мальчика вдруг исказилось от недетской ярости.

— Зачем ты пришел? — выкрикнул он. — Она ждала тебя! А теперь умирает!