Александр Токовенко - Тайна староверского золота

- Я тебе, чекистская шкура, не мил человек. Давай как на духу раскалывайся.

Подозрительность Охрименко питалась страхом, что их секретное предприятие может рассыпаться с первых шагов. Несколько дней назад первые шестьдесят членов отряда, сколачиваемого в Маньчжурии для действий на советской территории, были тайно, ночью и под прикрытием густого тумана высажены с японских рыболовных шхун в ближайшей бухте. Место лагеря было определено начальством в Маньчжоу-го. Близость двух старообрядческих хуторов считалась не опасностью, а благом: староверов в самурайской разведке числили непримиримыми врагами Советов. Но хоть и тайга глухая, хоть и говорят жители Медянок и Комаровки, что за все годы власти сюда не добирались, но ухо надо было держать востро: чекистская хватка многим известна. Вот почему задержанный крепкий старик вызывал у бывалого вояки за святую Русь стойкое недоверие. Ишь, устроили маскарад - борода, лапти, сермяга, берестяной короб и какая-то липовая бумага.

Содержимое пестерька высыпали на землю у ног Охрименко. Тот палочкой брезгливо передвигал валяющиеся предметы: запасные лапти, новые онучи, жестяная фляжка с водой, завернутый в чистое полотенце шмат ржаного хлеба, узелок с солью…

- А вот и врешь, что старовер, - начальник поддел сучком стариковскую обутку. - Старообрядцы всегда хвалились: «Лаптей не нашивали».

- Верно! - согласился пленный. - Только моим ногам в них ходить по тайге легче.

Один солдат, как тюремный надзиратель, охлопывал старика, заставил разуться, вывернуть карманы. Второй рылся в зипуне, стянутом с плотных варнавиных плеч. Вот его вороватая рука что-то нащупала.

- Ротный, еще одна грамота!

Охрименко развернул пожелтевший стершийся на сгибах лист и, близко поднеся его к глазам, стал вслух читать:

- Мандат. Выдан гражданину Калитину Ивану Евдокимовичу, он же старец Варнава. Хотя он и из жеребячьего племени и отравляет народ религиозным опиумом, но, поскольку призывает раскольников не бунтовать против власти рабочих и крестьян, не проливать напрасно кровь, разрешить вышеназванному свободное хождение по району боевых карательных действий Первого железного пролетарского полка. Свет и свободу каждому скиту! Комиссар полка Егоров.

- Вон ты какая птица! - Охрименко зло взглянул на задержанного, - с гражданской войны с честным народом воюешь!

Варнава молчал, понимая: бесполезно рассказывать темному, озлобленному бандиту, что сберег давнюю бумагу как свидетельство милости Господа, сохранившего ему жизнь в дни лютого крестьянского восстания на Севере. Захватив тогда его на пути в дальние скиты, красноармейцы, посчитавшие Варнаву связным повстанцев, повели вечного странника на расстрел. Но пригодился тут комиссар. Расспросив старца, поговорив с задержанными крестьянами-староверами, полуграмотный, но умный рабочий-слесарь отменил приказ и со всем своим революционным пылом написал мандат. «Иди, старик, замиряй своих, - напутствовал Егоров Варнаву. - И так кровища хлещет через край».

Хотя и начертана бумага рукой безбожника, но она, считал праведник, не появилась бы на свет без Божьей воли. А как Господь сейчас распорядится? Много поживший человек был готов ко всему.

Охрименко мрачно сказал:

- Все, отбегался советский приспешник и доносчик. - Приказал: - Кинев и Фомин, отведите этого шпиона подальше в сопки и отправьте его на любезное ему небо. Понятно? Скажу яснее - расстрелять!

Старик перекрестился, сел на землю, обулся в стащенные с него лапти. Солдаты, которым, чувствовалось, приказ унтера показался слишком поспешным, не торопили Варнаву и тогда, когда повели его в лес.

Но не счел Господь еще земные дни праведного богомольца и заступника людей перед лицом его. Случилось так, что корневщик из Медянок Федот Петровых, возвращавшийся с туесками из тайги, видел, как незваные пришельцы задержали любимого всеми старообрядцами Варнаву и увели в лагерь. Учуял недоброе мужик - и бегом к своему старцу-наставнику Власию, а у того в доме командир явившегося с морского берега отряда со своими адъютантами - коня с полной сбруей торгуют.

- Беда, старче, солдаты Варнаву забрали. Как бы не обидели трудника Христова, - сдерживая одышку, крикнул Федот при всем честном народе.

Командир заинтересовался:

- Варнава? Кто такой?

Власий подробно рассказал: один из прохожих старцев, навещает таежные старообрядческие селения, чтоб отеческую веру поддерживать, правильные каноны чинить, ободрять людей в их тяжелом бытие.

- Спаси его, Артур Петрович, от кар незаслуженных!

- Коня - под седло! Адъютант расплатится, а мне срочно в лагерь, - распорядился командир и пояснил: - Там за старшего остался вояка, скорый на крайние решения.

Ускакал. Хорошо, что поторопился: старца уже под штыком в лесок вводили. Остановил расправу, расспросив Варнаву подробно о старообрядческих хуторах, отдал в руки прибежавшему Власию, а Охрименке зло бросил:

- Ты, унтер, хоть и лихой вояка, а башкой слабоват. Чуть нас со всеми приморскими староверами не поссорил. Они бы нам смерть этого старика никогда не простили.

Охрименко не сдавался:

- Вот погодите, утечет этот недостреленный болтун, и вся энкэвэда будет знать о нашем месторасположении.

- Навести власти на нас - значит отдать им и староверов, что в тайге затаились. Ни один рядовой раскольник не простит нам такого. А тут старец - хранитель староотеческой веры, считай, старообрядческий митрополит.

Охрименко молчал, разжигая в себе обиду на командирские ругательные слова.

А Варнава, встретившись со всеми, кто нуждался в поощрительном слове, отслужив в Медянках и Комаровке, в последний перед уходом вечер вел разговор со старцами-наставниками Власием и Агафоном. Печальная, скорбная текла беседа.

- Беда, отцы, большая пришла, - говорил старик. - За какие грехи покарал нас Господь, пустив в наши края этот отряд? Нет, не заступники они вам от Советов. Я на таких еще на Севере насмотрелся. По указке англичан те творили расправу над российским народом. Эти явно от японцев…

- Ихний командир Артур Петрович обещал: обид никаких не будет, - возразил Власий, - что попросят - оплатят.

- Командир-то умный, знает, что без вашей поддержки им в тайге не продержаться, - ответствовал Варнава. - Да под началом-то у него кто? Сброд, безбожники, давно российские корни потерявшие, отпетые бандиты. От них жди любого лиха.

- Как же жить? Что делать? - запричитал Агафон.

- Делать нечего, надо жить, - проговорил прихожий старец. - С пришельцами не задираться, почаще общаться с Артуром Петровичем, о лагере посторонним не болтать. А то нашлют на пришельцев Советы воинскую силу - и вы тут пойдете на казни египетские как пособники врагов.