Александр Токовенко - Тайна староверского золота

Вздыхали старики, двуперстием молились, глядя на почерневшие иконы древнего письма.

- Одно спасение вижу для ваших хуторов, - промолвил Варнава, - исход. Исход подальше от этого нечестивого гнезда.

- Как же, отче, - вздохнул Власий, - уходить на новое неизвестное место, все бросить, опять строиться, опять обживаться. Может, напрасно остановил я те семьи, кои через Китай намеревались в Канаду какую-то перебраться? Конечно, поход, считай, сквозь все таежное простирание, тяготы и опасности тайного проникновения через границу, беспачпортное мыканье на чужбине - не награда за праведность. И китайцы, и канадцы опять же не нашей веры… Но чем исход легче? Снова все начинать с топора и землянок. Пока обустроимся - переморим всех детушек и стариков…

Варнава, потупив голову, слушал, думу свою горькую думал, в душе соглашался с упреком о суровости своего совета. Сказал с горечью:

- Напрасно казнишь себя, друже. Правильно ты воспрепятствовал затее этой с переселением неведомо куда по воле каких-то неведомых благодетелей. Пусть совсем древние старухи верят в Беловодье, это светлое царствие благочестия отеческого. Бог-то един по всей земле, как решит он, так и будет, хоть в лесной нашей пустыне, хоть в Китае, хоть в любом крае заморском. Вот и единоверцы наши, ринувшиеся в чужие страны, терпят сейчас в маньчжурских городах муку мученическую. Ты знаешь, что весь север Китая захватили японцы, которые давно зарятся и на российские просторы. Русский человек сейчас там, если не пошел к ним в услужение, - раб презираемый. Старообрядцев, что застряли в Китае, заставляют работать на военных стройках, многих из них арестовывают как засланных Советами, других понуждают идти в банды разных атаманов. Нужда крайняя, ни работы, ни земли… - Старец вздохнул и, покачав головой, добавил: - Но не просветил Господь людей. Уже давно граница стала смертным рубежом, уже давно никто не ждет за ним братьев наших, уже японское воинство притесняет их - а они все тянутся и тянутся с родной земли. Постоянно гибнут старообрядцы от пуль с обеих сторон, терпят муку по темницам за нарушение законов и распоряжений властей… - Главы хуторов жадно слушали гостя, а тот продолжал:

- Есть беде сией свидетели. Виделся недавно с Савелием Хлебниковым. Он за оставшиеся деньги свои уговорил проводника-китайца провести его обратно в Россию. Сейчас многие наши единоверцы хотели бы вернуться, но кто их пустит? Вот идут сквозь границу и тайгу на свой страх и риск. Какие страсти Савелий рассказывает - в страшном сне не привидится. Был такой случай. Несколько семей с бабами и детьми уже перешли границу, но заблудились. Плутали-плутали и опять оказались на российской земле. Тут-то их солдаты и взяли. Ныне они, как засланные с той стороны, сидят по темницам. Спаси их, Господь! - Варнава перекрестился.

- Да, но и здесь нам жизни не будет, - вздохнул Власий. - Привел же князь тьмы слуг своих в наши края. Доколь бежать? Три века бежим - сначала прадеды и деды наши, теперь наш черед настал…

- Исход, исход, дорогие мои, только спасет вас от этой бесовской банды. Она хуже чумы, страшней холеры. Злой, дьяволом одержимый пришел к вам народ. Спасайтесь! - убежденно сказал Варнава. - Большую кровь я здесь предвижу, - старец помолчал и обратился к наставнику Медянок: - Вот ты спрашиваешь: доколе? Вспомни «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Вот гонят стражники по далекой сибирской реке на новое место святых мучеников. Они уже обессилели, а дорога вся в торосах, во скользких впадинах. Упала в такую попадья, поднял ее Аввакум, а она и спрашивает: «Доколе, Петрович, муку эту терпеть?» Что же ответствовал ей наш неистовый Аввакум, пострадавший в огнище за отеческую веру, самому царю бросивший хулительные слова? А ответствовал он супруге верной своей так: «До конца жизни, Марковна». Поднялась Марковна и изрекла: «Коли так, то ишшо побредем». Вот подвиг во имя отеческой веры.

Все трое осенили себя крестным знамением.

И снова легкие, из липового лыка лапти мелькают на таежной тропе. Обежал Варнава одинокий скит старого Петрония, побывал в Барсучьем, в Дедушкином становище, в Медвежьем логу, в Боровом, в Кабаньей пади, где насельниками его единоверцы. Всюду сказал доброе слово, справил службу, поговорил со стариками. А сейчас он держит путь в Три Ключа. Любит он бывать там. Люди уцепились за землю хватко. Строятся основательно: каждая изба из еле охватных лиственных бревен, ложены в крест, торцы замазаны известкой, чтоб трещина раньше времени на повредила стены, на окнах - ставни раскрашенные, ладные крылечки ведут к дверям, во дворах крытые завозни. На окраине хутора стоит крепкий странноприимный дом. Там все перехожие старцы да и прибывшие единоверцы приют находят под опекой бобыля-горбуна Серафима.

К дому пристроена моленная. Лучшая во всей округе - комната просторная, во всю стену с восточной стороны - иконостас с древними образами среди восковых свечей.

Под ним - длинный стол, накрытый тяжелой скатертью с древнеправославным антиминсом в центре. По краям на подставках - кириллические богослужебные книги, щипцы для снятия нагара. Тут же беспоповская кадильница - кацея, разъемный шар с крышечкой-куполом, увенчанным восьмиконечным крестом. В переднем углу стоит покрытый узорчатым платком выносной аналой. Вдоль других стен - скамьи с «оборкой».

Моленная, что собирает на службу Господу жителей хутора - старообрядцев часовенного согласия, под присмотром Серафима. Тот и за неугасимой лампадой последит, и жарко печь истопит, и в благочестивой беседе участие примет. Он один знал, в какие недуги обходится Варнаве его неутомимое кружение по тайге. В бане в духовичном паре березовым веником отстегает, поясницу попользует барсучьим жиром, в натруженные ноженьки вотрет одному ему известную смесь травяных лекарств. И снова, как молодой, готов старец к своему нескончаемому хождению. Верховодит в хуторе мудрый наставник Архип, не только в старообрядческой патристике сведущий, но по-житейски рассудительный и сердечный.Да вот все чаще в теле его вылезает болезнями старость…

«Хватит бродить по тайге, плоть грешная отдыха просит. Миную три заимки-зимовья - и Три Ключа», - думал странник и, имея справа Каргалинскую сопку, уверенно шагал к ближайшему селенью. Интересно, найдет ли он там кого? Могут уйти на охоту, но в том, что запас муки, соли, спички ждут его там, он был уверен.

Славя в душе Господа, что спас его от тигра и лихих людей у Медянок, не знал Варнава: еще не кончились дьяволовы западни. Недалеко от поворота на Три Ключа набрел он на мертвое тело. Заросший многодневной щетиной, оборванный мужик лежал посреди тропы. «К ней рвался, родимый, - определил старец, - да поздно поспел, тут его смертушка и поджидала». Всмотревшись в застывшие черты, старик не признал в покойнике никого из знакомых. Кто он, какой веры? Полдня копал Варнава подобранным колом могилу для неизвестного: человек, а все человеки - дети Божьи. Освятив землю погребальную, бережно опустил в яму тело, достал из пестерька полотенце, накрыл им лицо усопшего. Совершив положенный канон по умершему, взялся за наследие несчастного: развязал заплечный мешок, вывалил содержимое. Обычные вещи таежника. А это что? В грязной тряпке оказался ком золота более чем в четверть фунта. А еще плоский камень, на нем древние непонятные знаки, вырубленные неизвестным инструментом. «Никак, звездочки Божьи изображены, и опять же карта земная», - определил Варнава, рассматривая отшлифованную пластину.