Петроний Аматуни - Избранные сочинения в трех томах. Том 2. Если б заговорил сфинкс

— Пройдёмся ещё разок по трассе?

— По какой трассе? — спросил Джон.

— Так я называю свои устрашающие прогулки, когда хочется порезвиться… — объяснил Мокей.

— Мне надоела резвость, Сучьок, — признался Джон. — Нас уже все идут в обход…

— Да ещё и… шею намылят… — опасливо предположил Килограммчик.

— Кому? Мне?! А судьи кто?! Пошли!

Джон демонстративно повернулся к стене, а Гошка покорно присоединился к главарю.

Спустились вниз. Мокей ударил по струнам и запел свою новую песенку:

Тут он увидел свою звеньевую и замер. Как удав, глянул на неё гипнотизирующее и перешёл, так сказать, на прозу:

— Ну, сейчас я тебе выдам! — И к Гошке: — Возьми инструмент…

Бутончик не убежала. Она стояла, слегка побледнев. Глаза её ещё больше потемнели, а ямочки на щеках углубились. Одна косичка с пышным белым бантом легла на правое плечо и слегка подрагивала от волнения. К этому банту медленно и уверенно тянулась рука Мокея.

— Не смей, — почти шёпотом произнесла Бутончик.

— А это уж моя воля… — хохотнул Мокей.

И вдруг перед Бутончиком, заслоняя её, выросла фигура Петра. Мокей опешил:

— Ты… А ну прочь с дороги!

— Уймись, Мокей, — попытался урезонить Пётр.

— Вмятина! Мне?! Давать советы?!

— Вот что, Мокей, это уже не совет… Прекрати хулиганить!

— Да я тебя…

Мокей размахнулся, но вдруг как-то странно дёрнулся и шлёпнулся на песок.

Тут Гошка, стоявший сбоку и даже чуть, прекрасно понимая своё преимущество… кинуося на Петра. Тот извернулся, как пантера, точно плечом почуяв опасность, на лету перехватил Гошку и мгновенно перевернул его на спину.

— Ой! — завизжал Гошка. — Руку вывернешь…

— А сзади нападать можно?

Пётр отпустил Гошку в момент, когда ему на спину вспрыгнул Мокей. Ещё мгновение — и Мокей вновь шмякнулся на землю. Лицо его побледнело от вторичного унижения и боли.

— Отпусти плечо… — простонал он.

— Брось его! — испуганно вскрикнула Бутончик. — Ему же больно!

— А то, — деловито подтвердил Пётр и наклонился над Мокеем: — Проси прощения…

— Прости… — прошептал тот.

— Теперь у неё проси… Громче! Не то будет ещё больнее…

— Прости… — умоляюще глянул на девочку Мокей.

— Да-да, я его прощаю, — торопливо сказала Бутончик, и Пётр отпустил Мокея, даже помог ему подняться и подал гитару.

Джон всё ещё был в палате.

— Порезвились? — добродушно спросил он.

— Уже… — хмуро ответил Мокей.

А Гошка лёг, не раздеваясь, и отдался злым раздумьям: отныне он приобрёл врага и стал разрабатывать план жестокой мести.

Но разве можно в Артеке придумать что-нибудь злое? Еда и сон здесь отменные, жильё уютное, а свободное время становится богатством каждого, возможностью осуществить задуманное, приблизиться к чему-то заветному и важному для тебя.

Я вообще заметил, что все люди явно или исподволь, но непременно движутся к своему намеченному будущему… Если они в возрасте наших героев — идёт перебор профессий: человек берётся то за одно дело, то за другое, не веря никому на слово и стараясь хоть чуть-чуть в пределах возможного самому определить, что ему обещает та или иная профессия. Ведь всем известно, что профессий в нашем мире тьма!

В Артеке можно проверить себя и в этом направлении, но Мокей, Джон и Гошка эти возможности не использовали.

Больше всего им нравилась артековская природа. В воду они лезли первыми, а извлекали их последними. Нельзя передать словами, какое это удовольствие — плавно погружаться в голубовато-зелёное море, пахнущее водорослями и путешествиями на «Кон-Тики» и «Ра»…

А когда накупаешься вволю — поваляешься на пляже, подставляя солнышку то один шоколадный бочок, то другой, а то и облезлую спину.

Нет-нет, не просите: я бывал в тех местах и, может быть, именно потому не смогу рассказать вам даже самую малость о том наслаждении, которое доставляют ласковое море, свежее дыхание ветерка и живописные картины природы.

Любой пионерский лагерь — это, конечно, хорошо и здорово, а здесь, в Артеке всё хорошее как бы умножено в несколько раз, а возможность дружить с ребятами из разных уголков Земли приобщает тебя ко всему сложному и огромному миру.

И вот однажды вся дружина «Алмазная» пришла в неописуемое волнение: кто-то похитил из пионерской комнаты рулон ватмана с космической картиной.

Сам по себе этот факт ещё не говорил о воровстве как таковом, потому что любому разрешалось взять картину и добавить что-то своё: но при этом необходимо было предупредить Якова Германовича или Олю.

Было установлено наблюдение, а поскольку Гошка попался на глаза, Оля поручила ему самый ответственный участок поисков:

— Крутись здесь и смотри, кто принесёт картину на место. Понял?

— Так точно, товарищ старшая пионервожатая! — лихо ответил Гошка и даже вытянулся в струнку, насколько это было возможно.

Но как ни старался Гошка, а всё же именно в его, так сказать, дежурство картина появилась на своём обычном месте, будто её и не трогали. А когда её развернули — Яков Германович ахнул: в центре картины командир наших космонавтов передавал инопланетянам… Серп и Молот. Лучшего символа Мира и Труда не придумаешь! И врисован он был так мастерски, что в нём как бы отражались и мрак космоса, и огни планетолётов, и далёкие звёзды. Но подписи не было.

— Кто придумал это и нарисовал? — спросил Яков Германович на линейке, но все молчали. — Ребята, — продолжал он, — мы ценим скромность, однако в данном случае…

— Ведь по сути дела этот неизвестный тип есть сучок, — сказал Мокей, — а таится?!

— Недалёкий тип, — согласился Килограммчик.

— А не ты ли это, ГС? — спросил Джон Мокея.

— Гм… гм… — загадочно ухмыльнулся ГС (сокращение от «Главный Сучок»), не подтверждая, но и не отвергая такой возможности.

Ну а что поделывает наш крылатый друг, мужественный и неутомимый путешественник? Разумеется, как и всё незаурядный натуры, Тюля-Люля в пути…

Погружённый в темноту, лишённый собеседника, он спит часами, как бы накапливая энергию для будущих подвигов и свершений. Он даже не знает, да и не интересуется, где находится: в поезде или в самолёте.

В посылке, куда он так удачно проник, были крупные, пахучие яблоки, плотно упакованные, и только одно из них слегка перекатывалось в узком пространстве рядом с попугайчиком. Это беспокойное яблоко Тюля-Люля постепенно съел с тройной пользой для себя: получил удовольствие, изрядно подкрепился и избавился от опасного соседа. После чего он благоразумно перешёл на диету, ибо тронь он любое другое яблоко хоть на половину — все могли прийти в движение…