Барбара Кингсолвер - Библия ядоносного дерева

Я принялась изучать своеобразное лицо Анатоля со шрамами. Конечно, тут или, во всяком случае, там, где он жил раньше, считалось, что они украшают мужчину. В здешней округе, похоже, люди в качестве украшения удовлетворялись теми шрамами, какие нанесла им сама жизнь. Плюс причудливые женские прически, а про них — Боже милостивый! — лучше не вспоминать.

Однако Анатоль не был местным, и этим объяснялось то, что он не жил, как все тут, с отцом, матерью и полутора тысячами двоюродных братьев и сестер. Мы уже выслушали ту часть его биографии, из которой следовало, что он сирота. Андердауны взяли Анатоля в свой проект, потому что его семью убили каким-то ужасным образом, — они любили на это намекать, но никогда не объясняли, что конкретно случилось. Еще живя здесь, в деревне, Андердауны услышали об Анатоле от других миссионеров, забрали его со знаменитых алмазный копей, научили любить Иисуса Христа, а также читать и писать. А вскоре сделали учителем. Папа говорит, что Анатоль — «наш единственный союзник здесь»; мне это и так совершенно ясно, но такого папиного мнения оказалось достаточно, чтобы пригласить его к нам на обед. Как минимум, это вселило в нас надежду на что-нибудь, кроме чудесных мертвых животных, которых мы обычно едим, и пробудило у мамы бешеную активность. Она сетовала, что не представляет, как накрыть приличный стол. Мама приготовила мясо антилопы и попыталась пожарить бананы, но они превратились на сковородке в нечто вроде черного клея из лошадиных копыт. Чтобы компенсировать качество еды, она застелила стол белой скатертью и подала свои жалкие жареные бананы в фарфоровом блюде с незабудками, которым так гордилась, — это была ее единственная красивая вещь во всем старом хламе, среди какого мы жили. И я бы сказала, что мама постаралась быть любезной хозяйкой. Во всяком случае, Анатоль осыпал ее комплиментами, из чего следовало, что он — либо вежливый молодой человек, либо больной на голову.

Болтовня и комплименты продолжались так долго, что я чуть не подохла от скуки. Мои сестры таращились на обаятельного незнакомца и ловили каждое его английское слово: для меня это ничем не отличалось от обеда с папиными напыщенными членами группы по изучению Библии дома, в Джорджии, только с более омерзительной пищей.

А потом вдруг среди ясного неба грянул гром.

Анатоль наклонился вперед и сообщил:

— Наш вождь папа Нду обеспокоен моральной деградацией своей деревни.

Папа подхватил:

— Неудивительно, потому что слишком мало жителей деревни ходят в церковь!

— Нет, преподобный. Он обеспокоен тем, что слишком много жителей деревни ходят в церковь.

Это повергло нас в шок. Но папа тоже наклонился вперед, готовый принять вызов. В предвкушении спора он всегда возбуждался.

— Брат Анатоль, как церковь может означать что-либо, кроме радости для тех немногих здешних жителей, которые выбрали христианство взамен невежеству и тьме!

Анатоль вздохнул:

— Я понимаю ваши трудности, преподобный. Но папа Нду попросил меня разъяснить следующее. Его тревога связана с важными богами и предками этой деревни, которых здесь испокон веков почитали определенными священными обрядами. Папу Нду беспокоит, что люди, посещающие вашу церковь, пренебрегают этим своим долгом.

— Пренебрегают своим долгом перед ложными идолами?

— Вам это, видимо, трудно понять. Люди, присоединившиеся к вашей пастве, в основном те, кого мы на киконго называем лензука — то есть люди, опозорившие себя, или неудачники, или кто-нибудь еще в этом роде. Например, папа Боанда. Ему ужасно не повезло с женами. Первая никак не могла родить нормального ребенка, а у второй ребенок умирает еще в утробе и возвращается в ее чрево снова и снова. Никто больше не помогает этой семье. Они добросовестно поклонялись своим домашним богам, приносили им жертвы в виде положенной еды, делали все, как нужно. Однако их боги все равно почему-то покинули их. Они это чувствуют. Хуже им уже быть не может, понимаете? Вот они и решили попробовать приносить жертвы вашему Иисусу.

Папа выглядел так, словно подавился костью. У меня в голове промелькнуло: в доме есть врач? Однако Анатоль продолжил как ни в чем не бывало, вероятно, не замечая, что папа вот-вот умрет от разрыва сердца.

— Папа Нду рад, что вы уводите к себе невезучих людей. Таким образом, духам-покровителям деревни они будут менее заметны. Но его беспокоит то, что вы пытаетесь переманить и многих других на неверный путь. Он боится, что боги обрушат на нас страшные беды, если мы прогневим их.

— Вы сказали — неверный?

— Да, преподобный Прайс.

— Неверный путь… Папа Нду считает, то, что я несу слово Божие этим людям, приведет их на неверный путь.

— Вы гораздо лучше меня сформулировали его мысль. Он полагает, что вы ведете жителей деревни в яму, откуда они не смогут видеть солнце и окажутся в ловушке, как насекомые в гниющей туше.

Ну, все! Сейчас папа рухнет замертво. Вызывайте «Скорую»! Тем не менее Анатоль сидел и глядел на папу, слегка приподняв брови, словно хотел сказать: «Вы элементарный английский язык понимаете?» Я уж не говорю о своих младших сестрах, которые вперились в Анатоля так, будто он был двуглавым теленком из музея Роберта Рипли «Хотите верьте, хотите нет».

— Значит, папа Нду просил вас это мне передать?

— Да.

— А вы согласны с тем, что я веду ваших односельчан отведать мяса гниющего трупа?

Анатоль замялся. Похоже, он мысленно перебирал слова в поисках наиболее подходящих. Наконец он ответил:

— Преподобный Прайс, разве каждое воскресенье я не стою рядом с вами в церкви, переводя слова Библии и ваши проповеди?

Папа не сказал определенно ни да ни нет, хотя, разумеется, это было правдой. Но таков уж наш отец. Он никогда не отвечает на вопрос прямо и ведет себя так, словно всюду подозревает ловушку и опасается в нее попасть.

— Анатоль, а сейчас вы разве не сидите за моим столом и не переводите мне слова из Библии ложного идолопоклонства папы Нду и его проповеди, направленной конкретно против меня?

— Да, сэр, именно это я и делаю.

Папа скрестил вилку и нож на тарелке и вздохнул, довольный тем, что взял верх.

— Брат Анатоль, каждый день я молю Господа вразумить меня и дать терпение для того, чтобы привести папу Нду в нашу церковь. Может, мне следует молиться и за вас?

Они говорили о Большом Вожде Нду, или «мистере Нанду» [40] Крупная нелетающая птица, напоминающая страуса. , как называла его Руфь-Майя. И я бы сказала, что это было нечто. Надо сильно потрудиться, чтобы заставить себя уважать «вождя», который носит очки без стекол (вероятно, считает, что они повышают кофицент его умственного развития) и шкурку какого-то мелкого зверя вокруг шеи — атрибут моды, такой же, как у пожилых прихожанок в Джорджии, — наверняка наделенный сакральным смыслом.