Барбара Кингсолвер - Библия ядоносного дерева

Киланга, 17 января 1961 года

Лия

Нельзя выделить какое-то отдельное трагическое событие и пытаться понять, почему оно произошло. Это было кошмарное время: с начала засухи, оставившей без еды столько людей, до ночи муравьев и дальше до худшей из всех трагедий. Каждое дурное событие влечет за собой еще более ужасные. Как говорит Анатоль, если пристально всматриваться, всегда можно увидеть причины, но ты сойдешь с ума, если будешь думать, что это наказание за твои грехи. Я отлично понимаю это, глядя на своих родителей. Богу нет нужды нас наказывать. Он лишь ниспослал нам достаточно долгую жизнь, чтобы мы могли наказать себя сами.

Вспоминая месяцы, предшествовавшие нынешнему дню, я считаю, что крушение началось в октябре, когда в церкви устроили голосование. Нам бы тогда ума побольше да бежать из Конго без оглядки. Как папа мог не понимать, что совершает ошибку? Паства его церкви прервала проповедь, чтобы провести голосование: принимать или не принимать Иисуса Христа как спасителя Киланги.

Тогда был жаркий день такого сухого сезона, что, когда мы ложились спать, на языке ощущался вкус пыли, а когда просыпались, вообще не чувствовали своего языка. Наши любимые речные бухточки для плавания, где в это время года обычно бурлила быстрая коричневая вода, превратились в сухие русла, вымощенные белыми камнями. Жителям приходилось набирать воду прямо из самой реки, и они, цокая языками, рассказывали истории, как в похожие сухие годы — хотя такого сухого, как этот, они и не припомнят, — женщины становились добычей крокодилов. Маниоковые поля стояли пустыми, умерли. Фруктовые деревья остались бесплодными. Желтые листья устилали землю, как ковер, расстеленный для приближающегося грозной поступью конца света. Гигантские сейбы и баобабы, дававшие тень нашей деревне, иссохли от жажды и стонали ветвями. Они больше напоминали стариков, чем растения.

До нас долетали слухи о дождях, льющих в речных долинах, и они заставляли испытывать такую жажду, какой невозможно представить, — наверное, от такой жажды умирают поля и животные. Мертвая трава на дальних склонах была желто-красной, как марево, висевшее в воздухе. На закате обезьяны собирались на голых верхних ветвях деревьев и скулили, жалуясь друг другу и взывая к небесам. Все живое, что могло покинуть дом, в том числе наши соседи, мигрировало на запад, туда, откуда до нас каждую ночь доносились звуки барабанов. Папа Кувудунду раскидывал кости для гадания, а деревенские девушки танцевали ритуальный танец с курицей на голове, призывая дождь. Посещаемость церкви то росла, то падала; поначалу Иисус, наверное, и воспринимался как Бог, готовый помочь, однако не выдержал испытания.

Тем утром сам папа Нду сидел на передней скамье. Он редко заслонял своей фигурой вход в церковь, так что это явно было зна́ком, хотя кто мог знать — хорошим или плохим. Папа Нду явился не для того, чтобы внимать проповеди. Да и никто не пришел сюда за этим, поскольку проповедь не имела никакого отношения к дождю. Месяцем раньше, когда грозы представлялись неизбежными, отец призвал свою паству покаяться в грехах и пообещал, что Бог вознаградит их за это дождем. Но несмотря на все покаяния, дождь не пролился, и теперь преподобный заявлял нам, что не желает участвовать в идолопоклонстве. В то утро он рассуждал о Виле в храме, из Апокрифов. Отец всегда твердо стоял за Апокрифы, хотя многие священнослужители осуждали его за это. Они считали, что эти книги были делом рук паникеров, которые присоединили их к Ветхому Завету, чтобы пугать людей. Однако отец возражал: если Господь не может сподвигнуть вас покончить с грехами, в Его власти изгнать из вас дьявола страхом.

История Вила и Змия была не такой уж страшной по сравнению с другими, которые в основном хитроумно сочинял Даниил. На сей раз он собирался доказать вавилонянам, что они поклоняются ложным идолам, но даже мне не удавалось должным образом сосредоточить внимание. В последнее время меня редко трогал энтузиазм отца, а Бог и вовсе не волновал.

— У вавилонян был бог, они называли его Вил, — провозгласил папа; его голос был единственным, что можно было назвать чистым и ясным в мареве, накрывавшем нас. Люди обмахивались пальмовыми листьями. — Каждый день они оставляли у подножья его статуи двадцать бушелей муки, сорок овец и пятьдесят галлонов вина.

Анатоль перевел это, заменив муку на фуфу, овец на коз и вино — на пальмовое вино. Несколько человек стали обмахиваться энергичнее, представив все это изобилие, идущее на потребу одного голодного бога. Большинство же клевали носами.

— Каждый день люди приходили и поклонялись статуе Вила, но Даниил поклонялся только Господу нашему Спасителю. И царь спросил: «Почему ты не поклоняешься Вилу?» Даниил ответил: «Я поклоняюсь не ложным идолам, а Богу живому, властителю всех людей». И вавилоняне сказали. — Отец заговорил не так пафосно: — Разве ты не видишь, что Вил живой бог? Разве не видишь, сколько он съедает и выпивает каждый день? Даниил рассмеялся и воскликнул: не будьте глупцами! Это лишь статуя из камня и бронзы.

Папа сделал паузу, чтобы Анатоль перевел его слова.

Лично мне нравится история про Вила и храм, но со всеми этими остановками для перевода она развивается слишком медленно, чтобы держать внимание слушателей. Это почти детективная история. Вот как бы я ее рассказала, будь моя воля: Даниил хорошо знал, что верховные жрецы царя проникали ночью в храм и забирали всю еду. Поэтому он придумал такой трюк. После того как все оставили свои подношения в храме, он вошел и посыпал пол золой. Ночью жрецы, как обычно, прокрались в храм через тайный ход под алтарем. Золы они не заметили, а поэтому повсюду оставили свои следы. Каждую ночь они устраивали там загул — в честь своего приятеля Вила. Благодаря этим следам Даниил и поймал их с поличным.

Отец был готов продолжить историю, когда папа Нду неожиданно встал, прервав его в разгар проповеди, чтобы довести до присутствующих свое сообщение. Мы насторожились. Папа Нду воздел вверх руку и объявил низким важным голосом, придавая каждому слогу одинаковые длительность и вес:

— Настало время провести выборы.

— Что? — громко вырвалось у меня.

Отец, привыкший знать наперед, что сейчас случится, с ходу все якобы понял и терпеливо произнес:

— Что ж, это хорошо. Выборы — прекрасный, цивилизованный образ действия. В Америке мы проводим выборы каждые четыре года, чтобы решить, кто будет нашим лидером.

Он дал возможность Анатолю перевести это. Вероятно, намекал на то, что пришло время жителям деревни пересмотреть верховенство папы Нду.

Папа Нду ответил ему так же терпеливо:

— А йи банду, если не возражаете, папа Прайс, мы проведем свои выборы сейчас. Ici, maintenent [91] Здесь, сейчас ( фр .). . — Он говорил, тщательно подбирая слова из разных языков, чтобы его поняли все присутствовавшие. Это какая-то шутка, решила я. Обычно папа Нду видел в выборах по нашему образцу не больше пользы, чем Анатоль.