Мальте Рольф - Польские земли под властью Петербурга [От Венского конгресса до Первой мировой] [litres]

Итак, всякий, кто в эпоху fin de siècle хотел заработать на трансформации Варшавы в модерный мегаполис, должен был найти прямой контакт с правительственными инстанциями, принимавшими соответствующие решения. Осознание этого факта имело динамичные последствия: многие крупные и мелкие предприниматели заваливали своими прошениями и жалобами столы в административных ведомствах. Особенно в тех случаях, когда возникали конфликты интересов между конкурентами, именно царские власти вовлекались в противостояние в качестве якобы нейтральных арбитров. Вследствие этого генерал-губернатору приходилось заниматься и такими вопросами, как установление арендной платы на торговые помещения, выдача разрешений на торговлю рыбой или хлебом, а также установка канализационных труб в частных домах. Как и в других организационных вопросах градостроительной модернизации, высший представитель царской власти в Привислинском крае занимался будничными вопросами деловой жизни Варшавы 538.

По большому счету, конкурировали между собой два принципа разрешения деловых конфликтов. С одной стороны, наблюдалась прогрессирующая юридизация отношений, с другой – ей противостояло прямое правление генерал-губернатора, и нередко эта амбивалентная ситуация порождала при повседневном урегулировании споров неразрешимые противоречия. В пользу повышения законности и устойчивости правовых отношений в городской экономической жизни говорит то, что с конца XIX века государственные инстанции почти не пользовались таким инструментом, как принудительное отчуждение, даже когда частная собственность значительно мешала действию административного аппарата. Ни магистрат, ни генерал-губернатор не отдавали предпочтения такой принудительной национализации; они стремились путем сложных, долгих и зачастую очень дорогостоящих переговоров подвигнуть частных собственников к продаже того или иного участка земли, если он был им нужен для какого-то инфраструктурного проекта. Например, когда Варшавский магистрат под давлением министра внутренних дел искал участок для строительства Русского народного дома, то попытался путем обмена объединить несколько земельных участков на Иерусалимских аллеях в один большой. Однако владелец недвижимости А. Тренеровский и арендаторы Рон и Желенский не проявили понимания и отказались от предложенного обмена. Принуждать их власти не стали, и проект строительства Русского народного дома застопорился 539. В данном конкретном случае можно было бы заподозрить магистрат в том, что таким способом он косвенно саботировал нежеланный, навязанный Петербургом проект. Но подобное предположение абсолютно невозможно в другом случае: когда в ратуше на улице Ксёнженца планировали срочно необходимое расширение одной из улиц, которая должна была связать центр города с низиной у Вислы, в этом проекте более всех была заинтересована городская администрация. Но и ему помешала частная собственность на землю, поскольку владельцы соответствующих земельных участков на улице Новый Свят потребовали 500 тыс. рублей – а такую цену город и не хотел платить, и не мог. Тем не менее даже в этом случае магистрат не стал инициировать процедуру экспроприации, изменив вместо того проект и проведя улицу в другом месте. И даже в одном из тех редких случаев, когда президент города настаивал на принудительном сносе строения, так как считал, что городская земля узурпирована частным предпринимателем и используется нецелевым образом, Министерство юстиции выступило против и потребовало разрешения спора в суде 540.

Как видим, здесь ничто не напоминает произвола оккупационной власти или хотя бы тех беспощадных экспроприаций, которые практиковались бароном Османом в Париже. Многое говорит о том, что лица, принимавшие решения в магистрате, понимали: модернизацию Варшавы можно и дóлжно осуществлять только в тандеме с местными владельцами недвижимости, а не против их воли. Очевидно, осознание общности интересов было слишком велико, чтобы прибегать к административному насильственному разрешению конфликтов собственности и интересов.

Такое уважение правовых норм и частной собственности контрастировало с принципом прямого административного вмешательства, который репрезентировал главным образом генерал-губернатор. Представитель царя в Варшаве воплощал собой самодержавный принцип прямого управления постольку, поскольку, обладая особыми полномочиями, мог поставить свою волю выше права собственности. Это имело вполне прагматические, будничные последствия, так как не только вело к яростной критике системы произвола в принятии административных решений, но и порождало живейшую культуру писания петиций, охватывавшую и хозяйственную жизнь города: огромное число варшавян обращалось за решением вопросов, связанных с их деловыми интересами, непосредственно к генерал-губернатору, надеясь, что представитель власти своим административным распоряжением прекратит то ущемление их интересов, с которым они, по их мнению, столкнулись в деловом конфликте. Эффективным средством разрешения хозяйственных споров люди считали не только обращение в суд, но и призыв к царскому чиновнику непосредственно осуществить свою власть 541.

Написанием прямых прошений к генерал-губернатору занимались как крупные компании, так и частные лица, и речь могла идти как о миллионных суммах, так и о мизерных – менее 100 рублей. Иногда просители достигали успеха и им удавалось добиться того, что конкурс по государственным заказам объявлялся заново. Но, как правило, подобные петиции, судя по всему, не приводили к желаемому эффекту. Если в борьбе с политическими движениями царский чиновник не боялся применять административные меры, то, когда речь шла о конфликтах интересов между субъектами экономической деятельности в Варшаве, он действовал очень осторожно. Нельзя, однако, не отметить, насколько серьезно канцелярия генерал-губернатора относилась к прошениям граждан. Каждая петиция порождала целую цепочку внутренней корреспонденции, в которой соответствующие ведомства и должностные лица, такие как магистрат или обер-полицмейстер, должны были подробно изложить свои позиции по обсуждаемому делу 542.

Поэтому в принципиальной готовности генерал-губернатора вмешаться в конфликт податели ходатайств никогда не сомневались. Поток прошений, касающихся экономических вопросов, не прекращался и в начале XX века. Вера в потенциал прямого административного действия, предпринимаемого со стороны верховного чиновника, не ослабевала. Тем самым многие просители внесли вклад в сохранение принципа, согласно которому суверенитетом в принятии решений обладала административная, а не законодательная или судебная инстанция, – поскольку сами постоянно требовали жесткого вмешательства царских административных ведомств в те или иные сферы жизни общества.