Юлия Верба - Одесская сага. Ноев ковчег [litres]

Насупленная Анька села за руль.

– Снаряд дважды в одну воронку не падает, – пробормотала. – Что-то ты, Боренька, опять мутишь втемную. И меня за дуру держишь.

Новую командировку в Крым она ждала с нетерпением. Наконец-то в ее унылых проверках появилась почти детективная история. Как у Конан Дойля и Ланге – который следователь, а не Лидкин свекор. Вывести Борю на чистую воду было делом чести. Ишь ты чего удумал! Ее под трибунал загнать! А она распустила уши, заслушалась, загостилась – одна у меня осталась, приезжай скорее! Что ты там, Вайнштейн, сучье отродье, задумал? В корзинках с продуктами ничего не было – одну она честно принесла домой и угостила родню, вторую перепроверила перед тем, как отдать Софии, – ничего криминального или подозрительного. Ну конечно машина! Колесо спускает, и прямо на Костецкой! И если Боря попросит и в этот раз закинуть записку или еду – то она разгадала его слабенький секрет. Вопрос один: что же она возит такого из Крыма в Одессу? И до чего обидно – за какую же беспросветную дуру держит ее воскресший Вайнштейн, если так грубо работает!

Анька как ни в чем не бывало заедет к Борьке. Привезет ему вяленых бычков: – На, держи гостинчик, всю машину мне провоняли! – Боря снова устроит пир горой. Будет молчать про посылочку до последнего. Но тут не выдержит Анька:

– А что, на Костецкую ничего передать не надо?

– Да вроде нет, – пожмет плечами Борька. Анька не успеет расстроиться. Боря задумается и выдаст: – О, если не тяжело, побалуй стариков: тут казы – местная колбаса из конины. Вкусная, зараза. Вот раздобыл пару палочек – одну тебе, одну им, если не тяжело.

– Да что, я на руках ее нести буду? – улыбнулась Анька.

Она уедет из Крыма, съедет подальше с дороги и нырнет под машину.

– Что ж ты, гад, там прячешь?

Трава и стерня сильно кололи спину, лезли в глаза. На жаре под днищем было практически пекло. Правое колесо… правое колесо… Борька надолго не отлучался – значит, спрятано, если спрятано, недалеко.

На днище действительно что-то было. Какой-то брезентовый мешочек, намертво прикрученный крест-накрест двумя железками к днищу. Сгорая от любопытства, Анька домчит до своего логова на Фонтане. Как чудесно здесь все заросло до состояния джунглей. Она загонит машину во двор, схватит инструменты и шикарный американский фонарик и снова нырнет под днище: и зачем он это так намертво прикрутил? И главное – что? Надо отдать должное товарищам-профессионалам с Костецкой – они справлялись за считаные минуты, не то что Анька. Но в конце концов она таки открутила гайки и получила по носу увесистым инкассаторским мешочком для монет. Анька выбралась из-под машины и, пряча под сорочку мешок, рванула в дом. В Бориной посылочке оказалось золото. Много. Разного – от погнутого куска золотой пекторали и горы старинных перстней до просто небольших брусков.

– Ни фига себе! – охнула она, разглядывая добычу. – Ах ты ж сучий потрох! Меня под расстрельную статью подвел! И что делать теперь?

Самый очевидный прямой вариант – пойти в ГПУ и сдать с повинной – она сразу отмела. Спасибо Дейчу, – даже его скупых обрывочных фраз о работе хватало, чтобы понять, что ей в лучшем случае светит срок. Она-то, узнав врага народа, не сдала его сразу, а то, что Боря, если запоет, то утащит ее за собой, Анька даже не сомневалась. Держать в доме такое тоже не хочется. И тут она вспомнила про Женьку, которая таскала Борины подарки в туберкулезный диспансер.

– Ну что, Боречка, поработаешь Робин Гудом? Перебросим твое золото на приют для беспризорников или на больничку? – Анька нанизала на свои пальчики массивные тяжелые мужские перстни, тусклые такие – на кладбище их, что ли, отрыл?

– Ох, как же я хочу посмотреть на твою рожу, когда ты узнаешь, что посылочка не дошла!..

Она засунула сокровища обратно в мешок, а его – в чугунок, стоящий на нижней полке буфета. Потом подумала, вынула мешок, а потом – старый здоровенный кувшин для молока.

– Вот так лучше, – произнесла вслух Аня, выставляя этот кувшин в центре обеденного стола – с охапкой семейных роз и золотом на дне. Точно как у Шерлока Холмса – на самом видном месте.

Собираясь, она обдумывала, как лучше поступить с кладом – подкинуть просто в почтовый ящик или не вводить во искушение и сдать в Торгсин, чтобы поменять на продукты?

На самом деле это проклятое золото и планы мести хоть немного отвлекли ее от агит-трамвая, точнее, финальной, самой важной стадии – внедрения. У нее выскакивало сердце, тряслись руки, и ее слегка подташнивало – потому что пришла пора реализации ее мечты. Это были адские два месяца ожидания – сначала она все оформила, написала доклад-обоснование на сорок страниц с расшифровкой всех большевистских смыслов и символов, заложенных в каждый элемент, и отправила заказным письмом в Управление по делам искусств при Совнаркоме Украины. Оттуда месяц назад пришел официальный ответ, что подобные проекты сначала обсуждаются и внедряются на местном уровне, а потом, в случае успеха, предлагаются для массового использования, и что ее проект переслан в проектно-архитектурную мастерскую Одесского городского совета. И вот три дня назад она получила заветный ответ – архитектурное бюро сообщило, что малые движущиеся агитационные формы не совсем в их компетенции, но ее разовая мобильная конструкция заслуживает внимания, поэтому передана и зарегистрирована в городской комиссии по подготовке празднования годовщины Октябрьской революции. Там утверждают общую тематику оформления районов, и ее трамвай может служить связующим звеном для города.

Масштаб был, конечно, поменьше, чем она ожидала, но перспективы! Анька триста раз представляла эту историческую встречу в разных вариантах и, стоя у зеркала, отрабатывала эффектные сдержанные ответы:

– Да, безусловно, трамвай свяжет различные тематики для каждого района в общую политику партии, я думаю… стоит дополнить выдачей агит-листовок кондукторами при пересечении границ районов. Могу ли я разработать их в едином стиле с трамваем? – Безусловно, но потребуется время… – отвечала сама себе.

Выдвинуть агит-трамвай на Сталинскую премию? – Вы с ума сошли! Это мой первый скромный проект. Нет, товарищи, я решительно отказываюсь!

Ну почему вы решили, что мне интересно возглавить творческую группу по оформлению одесского порта? Да, идей много, но времени мало…

Аня лет десять хранила вырванную из газеты «Искусство коммуны» заметку с цитатой Маяковского на митинге об искусстве «Храм или завод?», которую заучила как мантру: «Нам нужен не мертвый храм искусства, где томятся мертвые произведения, а живой завод человеческого духа… Искусство должно быть сосредоточено не в мертвых храмах-музеях, а повсюду – на улицах, в трамваях, на фабриках, в мастерских и в рабочих квартирах». Именно тогда она поняла, чем на самом деле хочет заниматься.