Конн Иггульден - Сокол Спарты

С появлением Кира все встали. Греки склонили головы. Арией поступил точно так же, как будто так и надо. Это краем глаза заметил Оронт, уже опершись было одной рукой о стол, чтобы растянуться на полу. Кир невозмутимо пронаблюдал, как он, замешкавшись, поклонился ниже других и замер навытяжку, по жесту царевича сев со всеми обратно за стол. Греческие манеры распространялись в персидских рядах ползуче, словно болезнь. Хотя если это обернется такой же стойкостью, что и у эллинов, обмен будет в принципе справедлив.

С краев залы вереницей вошли слуги, неся череду аппетитно дымящихся блюд. Все были голодны, но к еде не приступали. Вместо этого военачальники потаенно переглядывались, как будто не решались произнести нечто, что может царевичу не понравиться. На Парвизе не было лица; казалось, он вот-вот расплачется.

– Хватит этого молчания и этих настороженных взглядов! – строго сказал Кир. – Что стряслось? Кто-нибудь скажите наконец!

– Похоже, великий, Тиссаферн оставил после себя прощальный подарок, – тяжело произнес Клеарх. – Денежные выплаты тебе прекращены. На данный момент мы в Сардах не можем получить ни единой серебряной драхмы. Хотя не мне тебе разъяснять, что под тобой двенадцать тысяч наемных воинов, которые получают выплаты в первый день месяца – а до него чуть больше недели.

– А на остальных нам не хватает пропитания! – сообщил Парвиз, показывая издали таблички с символами, которые Кир через стол не мог рассмотреть. – Еще на неделю нам хватит, но без денег соглашения с наемниками прерываются, а без еды люди начнут голодать.

Военачальник Оронт сделал подсчет зерна и мяса, потребных для ратного обучения восьмидесяти тысяч воинов. Получается что-то… невозможное. Мы так долго не протянем. Прошла весть, и теперь ни один скотник или зеленщик в Сардах не продляет нашу задолженность ни на один день.

Слушая, Кир ладонью сгребал со стола крошки. Стряхнув их все обратно, он встал.

– Тиссаферн уехал нынче утром. Возможно, ростовщики Сард позакрывали свои лавки, но как быстро могут разлетаться вести? Могу ли я их опередить? Золото есть в Византии, в четырех днях пути к северу. Мое имя и печать там по-прежнему в силе. Сколько нам нужно денег?

Люди за столом воззрились на него. Первым из персов заговорил Оронт:

– Повелитель, если черпать новые долги из царской казны, нам перестанут ссужать. Ты будешь не только унижаться с протянутой рукой перед менялами Византия, но и уронишь честь царствующего дома! Надо изыскать какой-то другой способ. Прошу тебя!

Кир слушал, прищурившись. Досадливо дернул головой, припоминая, что Оронт не знает его истинных намерений и не понимает угроз, которые могут встать на пути. Но и при этом хранить учтивость было трудно.

– Военачальник Оронт. Тиссаферн нарушил пределы доверия, означенные ему моим братом, царем Артаксерксом. Хорошо ли, худо ли, но при любом из раскладов я должен иметь золото, чтобы заплатить своим людям. Куда бо́льшим бесчестьем будет распустить армию наемников, чтобы те разнесли весть, что, дескать, Персия не может заплатить им свои долги! Нет уж. – Он сделал задумчивую паузу. – На задуманное мной нужно еще девяносто тысяч дариков. И еще вдвое больше, если я смогу их раздобыть. Такое количество даст мне возможность дышать и запас времени достаточный, чтобы обратиться к моему брату за решением важнейшего вопроса, от которого я не отступлюсь. Ты понимаешь меня?

Перс передумал ограничиваться поклоном и, отойдя от стола, бросился Киру в ноги. Арией наблюдал за этим с некоторым лукавством.

– Повелитель, прошу простить мое тугодумство. Я все осознал и служу тебе.

– За что я и благодарен, – уклончиво ответил Кир, понимая, что на него смотрят эллины. – Клеарх, мне понадобится стража из твоих сограждан. Сам я в купеческий дом Византия войти не могу. С твоей спиной, я не могу настаивать…

– Заживет, пока я буду скакать, великий, – отмахнулся Клеарх. – Уж больно дело срочное.

– Вот и хорошо. Приведи десяток своих людей. Парвиз? Ты едешь тоже. Беги в дворцовые конюшни и готовь лошадей. Если по дороге впереди кто-то едет с сообщением, нам нужно его опередить, иначе мы теряем всё.

– Повелитель, можно я тоже буду тебя сопровождать? – глухим голосом спросил Оронт.

Кир, опустив глаза, покачал головой.

– Оставайся здесь. Я возьму Ариея. А ты с моим возвращением начинай готовить людей к походу.

Арией от такого решения просиял и на Оронта поглядел со снисходительной жалостью. Этот взгляд не укрылся от Кира. Сейчас собственные подчиненные вызывали в нем лишь досадливость. Некоторых из них больше заботили мелкие дрязги между собой, чем служение сыну царя.

Четыре дня изнурительной скачки сказывались на всех, но в особенности на Клеархе. Несмотря на легендарную спартанскую выносливость, швы у него начали сочиться после парасанга тряски на коне, которого он недолюбливал, да к тому же едва с ним управлялся. На исходе каждого дня Кир заводил коней и конников в придорожные постоялые дворы, а сам принимался ждать Клеарха, который догонял остальных лишь среди ночи. При своей гордости и личной ответственности Кир не покидал обочины дороги до тех пор, пока Клеарх не добирался до него с мертвыми от усталости глазами. Ждать с каждым днем приходилось все дольше, а спартанец тем временем серел лицом, и спина его кровоточила через повязки. Но ни единой жалобы не срывалось с его уст даже по утрам, когда боль была самой несносной.

Их маленький отряд не потревожили ни разбойники, ни городская стража Византия. К концу пути Кир мучился по каждому потерянному часу и хотел прямо с ходу устремиться к самому богатому ростовщику города. Поэтому его удивило, когда Парвиз внутри стен перехватил поводья его коня, заставляя хозяина остановиться. Под недоуменным взглядом царевича слуга поклонился так низко, что едва не сверзился на дорогу. При этом он испуганно затвердил:

– Повелитель, ты весь в поту и в пыли. Прости меня, но… у тебя на лице написано отчаяние, которое видно всем. Между тем ты проделал весь этот путь… Вели меня, ничтожного, казнить, но опрометчивой поспешностью сейчас можно сгубить все на корню. Заклинаю тебя, хозяин мой… У твоего отца здесь есть… был прекрасный дом. Тебе сейчас лучше омыться и надеть одежды, более подобающие твоему положению царского сына.

– А если, пока я омываюсь, из Сард прибудет гонец?

Верный слуга лишь сидел, не меняя согбенной позы.

Кир высвободил поводья, потирая на них пальцем узорчатую вышивку.

– Хвалю тебя, Парвиз. Ты, конечно же, прав. Но и здесь поторопись.

Не прошло и двух часов, как царевич, отмытый от дорожной пыли и в атласном хитоне, гибко спрыгнул с коня возле купеческого дома Шастра. Пока он приводил себя в надлежащий вид, Парвиз по его приказу съездил и возвестил его появление, чтобы ворота перед сыном царя были открыты. Смена облика смотрелась, что и говорить, выигрышно. Во двор Кир заходил со спокойным достоинством, а на боку у него висел меч в усыпанных каменьями ножнах (тысяч на пять дариков, не меньше). Такое проявление знатности и богатства было сейчас крайне важно.