Конн Иггульден - Сокол Спарты

Солнце близилось к полудню. Клеарх готов был снова вывести спартанцев вперед. Менон и впрямь справлялся со своей задачей хорошо, но по-настоящему отличились полки Проксена, которые мало чем уступали самим спартанцам (возможно, воинов подбадривало то, что они идут сзади).

Клеарх похвалил их за добротность. После того как спартанцы отступили на отдых, эллины продвинулись больше чем на полторы тысячи шагов, из которых ни один не давался без боя. О численности стоящего впереди неприятеля Клеарх старался не думать. На долю Кира и его Ариея тоже приходится вдоволь царских полков: у персов друг к другу свои счеты. Оставалось лишь надеяться, что этот фланговый натиск изнутри подорвет моральный дух Артаксерксова войска. Добраться до самого царя прежде, чем две рати сойдутся меж собой, времени не было. С уверенностью можно было сказать лишь то, что потери врага исчисляются тысячами, а замысел его наступления наверняка подорван. Хотя не было и четкого выхода.

Солдаты царя в черных и белых одеждах наседали со всех сторон. Те, что впереди, пятились назад, а любая их попытка сплотиться и двинуться встречным валом быстро пресекалась. Кир пытался муштровать персов во время похода, но с оружием они упражнялись редко. Эта нехватка опыта проявлялась всякий раз, когда через них неизменно пробивались эллины – истинные воины против земледельцев с мотыгами, подверженных стадному страху, что этих неистовых греков им не остановить, и страх этот перекидывался с ряда на ряд.

Продолжаться бесконечно такое не могло. Рано или поздно найдется один сотник или полк, которому хватит самоотверженности биться до конца. И, как только натиск эллинов, наткнувшись на преграду, застопорится, персы неизбежно набросятся всем скопом. Как-то раз Клеарху довелось наблюдать, как пчелы задушили шершня, облепив его живым копошащимся комом. Отдельная пчела или даже десяток их противостоять ему не могли, но противиться целому рою этот налетчик не мог – они расправились с ним одной своей массой и оголтелостью. Так и с людьми. Роковая для греков минута начала близиться с того момента, как Клеарх вновь вывел своих отдохнувших спартанцев вперед.

При виде красных плащей и бронзовых щитов, выходящих на передний план, воины царя побледнели. Взяв себя в руки, они изготовились умирать. Темп хода увеличился, и шагающий с мечом Клеарх непроизвольно осклабился.

Несмотря на безумство их положения, противоречащего всем известным правилам боя, складывалось ощущение, что от поражения еще можно и спастись. Клеарх чувствовал это буквально нутром. Насколько можно судить, с начала битвы они потеряли не больше сотни человек, при этом убив и ранив тысячи. Если персы так и не сумели противопоставить большего перед их оружием и боевыми навыками, то не исключено, что день может увенчаться победой даже над самым огромным войском из всех, какие только бывают. Знобяще-восторженное предчувствие победы овладело Клеархом; резким взмахом он отер с глаз едкий пот. Где-то на дальнем конце поля загудели рога, победно взмыли голоса. Клеарх приложил ладонь к уху, напряженно вслушиваясь: неужто и вправду победа?

Артаксеркс ехал вдоль строя с высоко поднятым копьем, на котором торчала голова брата. Битва увязла и расползлась, потеряв очертания, а люди Кира теперь опасались мести со стороны царя. И правильно делали: он себе в этом поклялся. Будет, будет массовая казнь – целыми полками, что дерзнули встать против престола. Надо только, чтобы они сложили оружие и дали себя связать. Сердце царя взбухало от гордости. Ребра ныли сильнее, чем ожидалось, но настроение победительного самодовольства кружило голову легкостью. Тут и там заходились хрипом рога, а черные полки Бессмертных и белые конников взывали к войску Кира, уговаривая сдаться. Голова на копье творила воистину чудеса, хотя никто из многих тысяч не мог бы сказать, что этот грязный взъерошенный ком на острие был когда-то особой царской крови.

Из-за маневров и перестроений поле боя расширилось, так что дальние края отстояли друг от друга на часы. Тем не менее весть о победе царя разносилась; о ней возвещал лично Царь Царей, объезжая свое войско по дуге. От дротиков и камней его надежно защищали сотни всадников, скачущих вокруг своего повелителя с победными криками. Некоторые из них указывали мечами на полки, предавшие царствующий дом, и сулили перепуганным солдатам кару. Из людей Кира многие еще даже не успели вступить в битву, но уже обреченно дрожали при виде царя, величаво скачущего по полю средь струящегося шелка своих знамен.

Военачальник Арией с самого начала находился в гуще сражения. Его волосы под шлемом взмокли от пота, но такой роскоши, как передышка, он не мог себе позволить ни на секунду – слишком уж много пращников и лучников вокруг жаждали заполучить награду в виде него.

Арией отрешился от всякой мысли насчет числа и силы неприятеля. Его меч, верность и сама жизнь были обещаны царевичу Киру. Единственное клятвопреступление, которое он совершил, имело отношение к его венценосному брату. От этого на душе было все еще не вполне уютно, но это можно будет искупить с восхождением Кира на царский престол. Мир был устроен не так уж сложно, как его представлял себе Оронт.

Битва с самого начала не заладилась. Арией с растущей тревогой наблюдал, как греки полубегом на скорости врезаются в сумбурное построение пехоты и конницы под командованием Тиссаферна. Было видно, как в обе стороны снуют посыльные, так что теплилась надежда, что это не какое-нибудь личное сведение счетов. Не успел Арией сделать у себя перестроение с целью прикрыть свой полностью оголившийся правый фланг, как из воинских рядов бурей понесся в расположение персов сам царевич, за которым едва поспевала его собственная стража.

Понятно, что истинный полководец при виде врага может менять свои планы – это даже необходимо, когда вдруг открывается, что рельеф местности имеет какие-то преимущества, неизвестные ранее. Война не для тугодумов, а для тех, чей острый ум прозревает любую возможность и успевает воспользоваться ею прежде, чем враг очухался от сна. Однако сейчас изначальный план действий коверкался на глазах, словно брошенный в огонь лоскут кожи, хотя еще едва успело взойти солнце.

Рассчитывавший на взаимодействие, умелые маневры и внезапные броски, Арией вдруг в одночасье оказался единственным командиром персидского центра, на которого взирала сотня тысяч человек, жизнь которых сейчас зависела от него одного. Он в мрачной неподвижности сидел на коне, в то время как силы царя подходили все ближе. Однако он сохранил строй и заполнил бреши, придвинув свой обновленный фланг ближе к воде, хотя ряды там теперь были не такие плотные. Вот уж этот демон Клеарх, оставил его полностью открытым и без всякого предупреждения! Разве так воюют? Теперь царево войско вполне может обжать с краев оба его фланга – а это, несомненно, конец.