Конн Иггульден - Сокол Спарты

– Теперь берем влево! Влево! – по-бычьи ревел Клеарх. – Пробиваемся через них к центру!

Его эллинам требовалось скатать передний край персидской змеи подобно ковру, с одного конца в другой. Это привело бы их в соприкосновение с позицией Царя Царей, точно так, как приказал Кир. По мере того как первое возбуждение сошло, Клеарх стряхнул с себя усталость. Это была работа, самая тяжелая из тех, которые он мог упомнить. Солнце пекло все сильнее, и он чувствовал, как во рту пересохло. Мальчишек-водоносов нигде не было видно, и он, пожав плечами, в минуты передышки занялся чисткой меча.

Повернувшись, он послал Проксена во фланг с линией критских лучников на случай, если Тиссаферн попытается собрать своих персов для броска. Пока было известно, что потери эллинов минимальны; хорошо, если бы и дальше так. На его глазах одного парня срезало лезвие колесницы – собственный страх удерживал его на месте там, где любой другой унырнул бы и остался жив. Это урок. Им нужно продолжать двигаться. Если затормозить и остановиться, то их могут опрокинуть, как ястреба способна заклевать стая воронья.

Кир чувствовал омерзительный, гнусный страх – такой, что тянуло пришпорить коня и мчаться с поля во весь опор. Подобного он не ощущал никогда; его как будто схватили и трясли за горло. Дыхание было мелким и частым, а сердце колотилось и рвалось из-под ребер так, что все вокруг наверняка слышали и знали, что он раздавлен страхом. В этих нескончаемых рядах, звончатом перестуке мечей и металлическом поблескивании Евфрата он видел свою собственную смерть.

– Я царевич, – настойчиво шептал он себе, – из дома Ахеменидов. Я сын царя Дария и внук Ксеркса. Я не побегу от всего этого. Я буду стоять.

Было видно, как впереди Клеарх ведет своих греков, врезаясь в царское войско, словно лодка в водный вал, который, обрушиваясь, скрывает ее под собой. Персы обтекали эллинов потоком, и те скрылись из глаз, не переставая, однако, упрямо пропахивать себе путь через скопище неприятеля. Слева солдаты Артаксеркса перекрывали крыло Клеарха целыми полками. Между тем у Кира не имелось и малой доли войска, чтобы воспрепятствовать этому окружению. Ничто так не подтачивает в борьбе силы, как понимание, что путь к отступлению отрезан и бежать теперь некуда и что враги обступают тебя сзади точно так же, как и спереди.

Это была предельно простая тактика Ахеменидов – вывести на поле боя столько народа, что ошеломленным окажется любой противник, что бы он собой ни представлял. Сама суть войны состоит в пагубе и уничтожении, как можно более быстром и жестоком. Кир сглотнул враз пересохшим горлом. Войско брата сомкнется вокруг его собственного когтистой тигриной лапой – и все будет кончено.

И тут, стоило Киру представить наихудшее, как страх истаял сам собой. Если его брат падет, то царем станет он, Кир. В этом и есть главный смысл. Пусть Артаксеркс стянет сюда, на равнину этой великой реки, хоть целый мир – исход судьбоносной битвы будут решать всего две жизни. На душу снизошел прохладный покой. Кир наконец-то смог сделать глубокий вдох. Вот так, не столь уж и плохо. И не так уж сложно. Один удар положит конец всему.

В качестве личной охраны с царевичем ехало шестьсот всадников, все как один истово преданные своему повелителю. Те, кто тронулся было с Оронтом, все еще чувствовали горький стыд и подозрительность к себе товарищей. Теперь они отчаянно стремились себя проявить, доказав свою верность и искупив вину. Сейчас, видя, как силы брата обкладывают его войско со всех сторон, царевич убедился, что выбор у него остался лишь один. Надо поставить на кон свою жизнь, всего на один ближайший час. Он будет острием разящего копья – которое, будучи брошенным, вернуться назад уже не сможет.

– Парвиз! – наигранно бодрясь, гаркнул он.

Верный слуга вскинул голову, радуясь тому, что может чем-то пригодиться.

Парвиз неплохо держался на своей старой кляче, но сравниться с воинскими качествами телохранителей, конечно же, не мог.

– Езжай-ка назад, – велел ему Кир. – Здесь тебе не место.

На лице Парвиза мелькнуло смятение, но, во всяком случае, ему была дарована жизнь.

А Кир уже подзывал к себе другого подчиненного:

– Сотник Хадид!

Сотник, подъехав, почтительно склонился в ожидании приказаний, на которые времени, в сущности, не оставалось. Расстояние между двумя силами сужалось, будто щель последнего закатного света на исходе дня. С их столкновением выскакивать из бучи будет уже поздно. Да и некуда.

– Верные, за мной! – призвал телохранителей Кир, уже не оглядываясь.

Его жеребец, повинуясь удару пяток в бока, с диким визгливым храпом взвился на дыбы и рванул впереди остальных. Телохранители с гиканьем устремились вслед за царевичем, который понесся над полем – в бешеной веселой лихости, словно нет в нем веса, нет под ним тверди. Он летел стрижом, спешащим под грозовыми тучами, царственным соколом среди кипящей бури.

Внутри занималось, распаляло чувство схватки. Воздух хлестал порывами, а ритм галопа упруго и ритмично бил снизу, как тугой барабан. Упершись коленями в чересседельник, Кир сидел высоко, подавшись через плечи своего скакуна; вместе они сейчас составляли единое целое. В одной руке он держал приопущенное копье, а меч у него чутко дремал сзади, готовый быть выхваченным.

Штандарты брата с расстояния зазывно манили. Краем глаза Кир видел несущихся рядом телохранителей, на скаку образующих клин. Это было безумием, но он что-то вызывающе вопил вражьим рядам. Голос терялся в тяжелозвонких раскатах и выкриках боя, хотя слов и не было, а был лишь первозданно дикий крик и жажда отмщения. Глаза жгли злые слезы, припорошенные мелкой жаркой пылью.

Враг, конечно же, знал, кто он. С первых же секунд, что царевич отделился от своих полков, он был замечен. Никто другой, кроме царевича рода Ахеменидов, не поскачет во главе шестисот всадников. Те, кто первыми принял на себя удар этой темной крылатой бури, попросту отскакивали – то ли из страха перед молниеносным броском, то ли лично перед царским сыном. Расстояние само по себе было небольшим – какие-то секунды, – и приказов о перестроении не поступало.

Кто-то не успевал даже вскинуть руки перед конями и копьями стремглав летящих всадников. Десятки шарахались или в страхе отпрыгивали в стороны. Те, кто отважней или просто медлительней, разлетались истоптанными и рваными в клочья тряпичными куклами. Кира на скаку что-то крепко хлестнуло под колено. Мощные плечи его коня сшибали людей десятками, увлекая их под мелькающие копыта; тонкие вопли тут же гасли позади. Хлопотливо работали копьями телохранители, свирепым безудержным натиском пробиваясь к живому заслону перед персидским царем.