Конн Иггульден - Сокол Спарты

Более опытные оружия пока не вынимали, хотя ладони непроизвольно сжимались и разжимались, с верным клинком чувствуя себя более надежно. Если сегодня предстоит сеча, в ход пойдут любые уловки, чтобы с восходом солнца беречь крупицы сил. Вот где по-настоящему надо будет страшиться безжалостного, иссушающего зноя.

Все воины в походе стали смуглее, чем у себя в Сардах или Элладе, хотя некоторые все еще облезали лоскутьями в тех местах, где их до костей пропекало солнце. Остальные на скудном рационе отощали, а кожа на них превратилась в шкуру из-за терки песка и полчищ гнуса.

Идя за сыном царя, они проделали долгий путь. Многие сейчас были взвинчены, но на них успокаивающе воздействовали близстоящие; вместе они выжидали, что же было причиной того тревожного рева рогов. Сотни просили милости у богов, касаясь своих взятых из дома амулетов и оберегов, украдкой поднося их к губам с нашептываньем невнятных молитв. Затем миновало и это. Все мочились книзу в песок – напористо, яростно, так что кверху шли клубы пара.

Над полками вразнобой всколыхивались стяги, которые развертывали отроки из лагеря, несущие тяжелые шесты с великой гордостью. Там, где стояли эллины, колыхались крылатый Пегас, бык, сова и спартанская лямбда. Персидские полки стояли подо львом, соколом, грифоном и солнышком. По зову солдат мальчики приносили из лагеря воду или сновали туда-сюда за какими-нибудь забытыми принадлежностями, насчет которых в полку только сейчас спохватились. На бегу мальчуганы перекликались своими резкими, по-птичьи высокими голосами, но они тут же понижались до шепота, стоило им очутиться меж рядами готовых к битве людей. Присутствие войска под призрачным звездным светом вселяло боязливое благоговение.

На востоке затлела бледная полоска зари, принося с собой спокойное, еще по-утреннему тихое дуновение ветерка, которому предстояло сдуть занавес ночи. В нарождающемся свете смутно проступили очертания войска Кира. Воинство стояло, подняв лица к востоку, где солнечный восход готовился сжечь все детские ночные страхи. Люди стояли, созерцая полоску зари в ожидании первого тепла на коже, знаменующего конец слепоты мрака, когда каждый держится в одиночку, согреваемый лишь чувством близости к товарищам.

Горизонт был подобен темному клинку, отсекающему землю от неба. По мере того как предрассветная бледность, растекаясь, ширилась, те, у кого наиболее острое зрение, издали тревожный вскрик, в то время как другие лишь высматривали и выспрашивали, что случилось. Среди эллинов и персов были тысячи таких, кто не прозревал даль, хотя на расстоянии меча мог орудовать вполне успешно. Эти ухватывали мальчишек из лагеря, поворачивали их к светлеющей полоске неба и требовали сообщить, что там, за грядой темных холмов.

Дети напряженно, до рези в глазах вглядывались, видя, как горизонт вдали рябит, как будто б в движение пришла сама земля. Постепенно в сумраке прорезались знамена; казалось, что они плавают над туманом. Завидев их, мальчики наперебой заголосили, указывая пальцами. До всех тех, кто шел с Киром, начал доноситься глубокий сдержанный гул, как от камнепада в каких-нибудь дальних горах, – долгий, нескончаемый, рокочущий. Вдалеке показалась линия, напоминающая неровный рельеф самой земли. Через какое-то время она сформировалась в ряд черных щитов; было видно, как поблизости пылит конница. Из полутьмы темным сонмом безглазо надвигалась силища несметная, растекшаяся по всей равнине, – войско Персии, по численности которому нет равных.

Некоторые из полков Кира вызывающе взревели, возбуждая друг в друге боевой пыл. Какое-то время звук нарастал, а затем угас, сменившись потрясенным молчанием. Неприятельские ряды впереди продолжали расти, пока не заполонили, казалось, весь мир. Ни один из воинов царевича не видел в одном месте столько солдат – воистину безбрежное море.

С собою Кир привел сто тысяч персов и двенадцать тысяч эллинов. Позади, за его полками, в ужасе настороженно притихли еще тысячи, видя, как шаг за шагом от них отползают обоз и лагерь. По зеленым просторам Ниневии эти люди шагали бодрой поступью; с легкой душой двинулись и дальше в пустыню, подбадриваемые одной своей численностью. Но все это пожухло и съежилось при виде такой силы, пришедшей с ними расправиться без жалости и пощады. Волосы вставали дыбом, а нутро судорожно сжималось у тех, кто шел с царевичем от Сард. Пот льдистыми струйками стекал по ребрам, а душу сжимало тоскливое смятение.

Бросив свой шлем одному из телохранителей, Кир дал шпоры коню, понимая чутьем вожака, что его люди сейчас должны его видеть. И он выехал с распущенными волосами, с трепещущими позади флажками и знаками царственной власти, а следом под перестук копыт за ним мчались его слуга Парвиз и шесть сотен всадников. На войско своего брата Кир даже не обращал головы, предпочитая смотреть на ряды тех, кто пришел в такую даль от его имени. Они принадлежали ему так, что сложно даже высказать. Их жизни обусловливались одним его словом. Это была связь не менее глубинная, чем в единой сплоченной семье, а ставки высоки настолько, насколько лишь бывает возможно.

Клеарх с эллинами располагался на правом крыле вблизи Евфрата во избежание окружения или обхода с фланга. Сам Кир находился посредине, под своим личным штандартом – соколом на шелковом квадрате, выложенном каменьями. Он оглядел строй, с гордостью видя сотни полковых символов – история, жизнь и устои войска, запечатленные на древках воинских копий.

По левую руку тянулись персидские полки под командованием Ариея. Кир держал центр – где как не там в глазах воинства надлежит быть верховному военачальнику? Однако оглядывая в предутреннем свете близящееся войско брата, царского орла Ахеменидов он там по центру отчего-то не замечал.

Через ряды к Киру проник гонец, несмотря на рань, уже лоснящийся от пота. Обогнув лошадей, он поднырнул так ловко и близко, что едва не угодил под копыта царственного скакуна.

– Великий! Архонт Клеарх спрашивает, какие будут указания. А заодно просит передать, что и вся листва леса не устоит перед острым мечом!

Губы царевича скривились в судорожной ухмылке. Спартанец и здесь не забывает взбадривать дух. Временами ну просто отец всему войску.

Прежде чем Кир ответил, его телохранители стали всматриваться куда-то влево и с тихой тревогой переговариваться, держа у бровей ладони против рассветного солнца.

Где-то там, как из преисподней, призрачный сонм голосов выкликал имя царя Артаксеркса. Кир посмотрел на восток и нервно сглотнул, с мертвенным ужасом осознавая положение. Его брат все же был в центре. Только войско его было такой величины, что его середина находилась за самым дальним краем войск царевича. Впервые за все время Кир почувствовал, что дрожит, а дыхание стискивалось в горле. Его брат или, возможно, Тиссаферн сумели пойти на опережение. Кир оглянулся через правое плечо, мимо ждущего приказа юного грека, охватывая взором все крыло под командованием Клеарха, Проксена и Софенета. Фессалиец Менон тоже был там, но на стыке с персами, формируя левую оконечность сил эллинов – судя по всему, наименее почитаемую. Эти греки ссорились и дрались между собой, цапались на марше и в лагере. И тем не менее они являли собою преимущество, которого не имел его брат. Ту единственную силу, с которой Царь Царей не мог сравниться и сладить. Смежив веки от восходящего солнца, Кир вознес молитву Ахурамазде.