Конн Иггульден - Сокол Спарты

Ксенофонт поблагодарил его кивком.

Юноша, на котором было не меньше десятка ограблений на афинских рынках, в это время не особо мозолил глаза. Верховую езду, а также движение и боевые приемы в строю Геспий освоил в то время, когда мир вокруг него стремительно шел ко дну. Изрядную часть своей юности он оставил на поле битвы при Кунаксе.

Подавшись к своему главному начальнику, он совершенно серьезно спросил:

– А ты умеешь вести людей? Нет, правда, – допытывался Геспий шепотом. – Скажи мне, что ты знаешь, что нужно делать, Ксенофонт. Что для тебя это не какая-то игра.

Ксенофонт задумался. Он знал Сократа, знал Клеарха. Знал и царевича Персии, учась у них всех. Он сунул ступню в сцепленные руки своего помощника и, толкнувшись, уселся на конском чепраке. Ему довелось лицезреть отчаяние минувшей ночи. Перед лицом неминуемого поражения он просто поговорил с людьми. И задал вопросы, которые показали, что он ими уже узнан и признан. Он знал, что нужно заставлять их двигаться, чтобы у них никогда не появлялось шанса поразмыслить о шансах на свое выживание. В этот момент Ксенофонт понял, что ни с кем не может поделиться своими страхами.

– Ты ведь меня знаешь, Геспий, – промолвил он. – Вести за собой я, конечно же, могу.

Своими пристальными вишнево-карими глазами Геспий, казалось, взвешивал человека, который научил его столь многому, и отчаянно желал ему верить. Ксенофонт пристально посмотрел на него сверху вниз. После, казалось, вечности Геспий пошлепал по плечу лошадь и отступил назад.

Завидев, что за их диалогом наблюдает Хрисоф, Ксенофонт поднял руку в жесте, напоминающем приветствие, и опустил ее, отправляя всех в путь.

Сейчас позади них Тиссаферн и царь Персии выслушивают их отказ сдаться. Вспомнилось царское войско, похожее на темное море, над которым плывут, покачиваясь, бунчуки и знамена. В том, что ответ Царя Царей будет диким в своей жестокости, не приходилось сомневаться. Однако Ксенофонт по-прежнему был горд тем, что они не сдались безропотно в плен. До дома отсюда неимоверно далеко, но, по крайней мере, они вышли в путь и не исчезнут с этой земли без боя.

Они шли все утро и часть дня, когда прискакали четверо разведчиков и сообщили, что впереди примерно в сотне стадиев находится селение – окруженный глиняным забором участок возле ручья с посевами ячменя и пшеницы, несколькими деревьями и шестью головами тощего скота. В таких местах жизнь обычно едва теплится, а люди прозябают, выжимая из своего скудного надела все что можно. Тем не менее это означало поживу столь нужным съестным. Своему воинству Ксенофонт наказал никого не убивать и не брать рабов. Задача была максимально отдалиться от персидского войска, к тому же незачем никого настраивать против себя. Пища, однако, была жизненно важна, так что коз или овец придется угнать с собой для пополнения остатков своего мелкого стада.

Пока они шли, намереваясь достичь этого места до захода солнца, пошел слух, что сзади начинает близиться враг. Ксенофонт повернул коня и вместе с примкнувшим к нему Хрисофом поскакал назад, чтобы видеть все своими глазами. Прикрывая глаза от солнца, вместе они пристально смотрели на юг.

– Не так много, как я ожидал, – признался Хрисоф. – Сколько у них там, пара сотен лошадей? А на пеших при таком ходе наверняка нет тяжелых панцирей. Мои глаза не так остры, как когда-то. У них там что, копья?

– Луки, – мрачно поправил Ксенофонт. – Наверняка Митридат вернулся с лучниками и конницей, чтобы атаковать издалека. Пара сотен конников… и не больше четырехсот лучников.

– Должно быть, еще кто-то идет нам наперерез, – предположил Хрисоф. – Такой небольшой отряд может нас только замедлить.

– Мы и так медленно движемся, – покачав головой, заметил Ксенофонт. – Нам нужно добраться до селения раньше их. Скажи людям ускориться. С тыла выставим щиты. Веди своих спартанцев, Хрисоф. Мы не можем обогнать ни конницу, ни тех, кто, держась за хвосты коней, пешком бежит почти так же быстро. Но мы можем заставить их потрудиться, чтобы добраться до нас. Во всяком случае, целями для них мы будем непростыми.

Хрисоф побежал выполнять, выкрикивая приказы щитоносцам строиться с тыла. Едва заметив эллинов на пустынном просторе, персидские всадники бросили коней в галоп. Одни тащили за собой пеших, другие скакали в одиночку, неистовыми дугами метая дротики. Удары были большой силы, но щиты их выдерживали.

Ксенофонт оставался позади, наблюдая и раздумывая. Он тихо ругнулся, когда один из воинов получил ранение и его, оглушенного и окровавленного, отнесли вперед товарищи. Дротиков летело все больше. Некоторые из тех, что падали на землю, подхватывали эллины и кидали назад с безжалостной точностью.

Гораздо хуже обстояло с лучниками, едва те оказались в пределах досягаемости. Персы как будто знали, что критских лучников после битвы уцелело немного. Лучники царя шли широким рядом почти прогулочным шагом, натягивая тетивы и вразнобой пуская первые стрелы. Двигаться они могли с такой же скоростью, что и отступающий квадрат греков, а меткости им вполне хватало на нерасторопных животных, что тянулись впереди.

Видя, как Геспий ежится под стрелами, Ксенофонт осуждающе повернулся к нему:

– Перестань. Ты позоришь меня перед остальными.

– Верно. Прости, – спохватился юноша.

Он расправил спину и плечи, в то время как следом волками поспешали четыре сотни лучников, пуская в воздух залп за залпом. Диапазон попадания их стрел был почти максимальным, что, как ни странно, шло эллинам на пользу. На месте персов Ксенофонт скомандовал бы им сблизиться до ста шагов для большей кучности стрел. А с дистанции свыше двухсот эллины успевали различать их на подлете. Щитоносцам сзади это было почти в удовольствие: поднимая бронзовые диски щитов, они ловко отбивали стрелы в воздухе, состязаясь в удали между собой. При этом они посмеивались и перешучивались – до тех пор, пока одному из них стрела не угодила четко в шею. Остановиться и прихватить с собой тело не было никакой возможности.

Шутки стихли, а воины теперь обреченно за ним наблюдали, шаг за шагом отдаляясь от погибшего товарища. Персы же, близясь, наоборот, ликовали, и, дойдя, не замедлили на глазах у эллинов порубить труп на куски.

– Передай приказ: последним трем рядам по моему приказу атаковать, – велел Ксенофонт Геспию.

Вообще-то указания должен передавать особый посыльный, но, кроме Геспия, у Ксенофонта никого не было. В свое время он из главаря афинской банды сделал всадника. Теперь пора было сделать его солдатом.

– Передать? А как я могу? – вытаращился Геспий.

– Сыщи кого-нибудь из старших командиров, а лучше всего спартанца Хрисофа – по сути, он всех и ведет, но не принимает звания, – и повторишь мой приказ. Те сообщат сотникам, а они уже направят людей.