Хелен Кляйн Росс - Опоздавшие

Винсент понимает, что маме и папе Лоло роднее, чем он. Поэтому дочку они любят больше, хотя до ее появления Винсент был вполне обласкан.

На воспоминание о незнакомце в черном воротничке наслаивается другое – о том, что произошло тем же вечером, а может, другим: взбеленившийся папа швыряет тарелкой в маму. Мясо шлепается о стенку, оставляя жирный след на обоях с узором из чайников.

Остров Эллис

Апрель, 1908

После погребения миссис Ахерн пригласила Брайди к себе, но ей хотелось побыть одной, и она, одолев железные марши, спустилась в свою каюту.

Настоящей одинокости Брайди еще не изведала. До встречи с Томом она частенько стремилась к уединению и порой на одолженном велосипеде сбегала от домашней суматохи и нескончаемых дел в дюны, где часок-другой могла почитать библиотечную книгу – роман Элизабет Гаскелл, Лилиан Спендер или что-нибудь из последнего миссис Хамфри Уорд. Однако она быстро пресыщалась этаким одиночеством и радостно катила домой, где царили смех, разговоры и запахи маминой стряпни.

Сама Брайди готовить не умела. Пока тебя научишь, всю себя измучишь, говорила мама. Наверное, сейчас семья садится ужинать: в чугунной печке пляшет огонь, на решетке булькают горшки, Кэтлин раскладывает еду по тарелкам, а мама из старого железного чайника, на деревянной ручке которого бабушкин палец протер ямку, наливает кипяток в кружки.

И как теперь жить? О возвращении домой не могло быть и речи. Тома нет, и такое чувство, будто лишилась руки или ноги. Может, перелезть через ограждение и броситься в воду? Господи, пусть этот корабль утонет!

О еде не хотелось и думать, два последних дня пути Брайди провела на койке, уткнувшись лицом в пальто Тома. Нюхая синюю подкладку, она старалась накрепко запомнить запах любимого. Она боялась, что облик его сгладится в памяти, и потому усиленно вспоминала колючесть его рыжих усов, его живые голубые глаза и ощущение его руки на своем затылке, когда он ее целует.

Брайди умоляла Тома явиться ей во сне, чтобы еще раз его увидеть. Когда-то они потешались над вдовой Кроули, которая писала себе открытки от имени давно покойного мужа, подписывая их «Ангел Рональд Кроули». Сейчас Брайди думала о ней с теплотой и пониманием, которого лучше бы не было.

Через день к ней постучалась миссис Ахерн. Брайди решила, соседка хочет забрать свое распятие, но та сказала:

– Оставьте его себе. Сегодня на ужин дают суп из бычьих хвостов. Поешьте, вам надо беречь силы.

Для кого? – подумала Брайди. Кому она нужна? Для кого ей беречь силы? От мысли о еде ее замутило. Она не представляла, что сможет войти в столовую, полную громогласных людей, у которых всё по-прежнему, тогда как вся ее жизнь перевернулась вверх тормашками.

Однако миссис Ахерн не отставала, и Брайди отыскала свою железную миску и отдала ее соседке, чтоб та принесла еду в каюту. Когда Брайди, сидя на койке, хлебала суп, ей казалось, что она предает Тома. Первая еда без него. Утром по сигналу к завтраку миссис Ахерн вновь постучала в ее дверь, но Брайди не отозвалась. Не было сил встать. Еда вызывала отвращение. Организм как будто замер. Не хотелось ничего, только спать, сон казался исцеляющим эликсиром.

– Том, – прошептала Брайди. Уплывая в дрему, она просила его прийти в ее сны. Но он не пришел.

Брайди понимала, что перед выходом на берег надо привести себя в порядок. Иначе ее отправят назад. Но о возвращении даже страшно подумать, да и дорога обратно ее просто убьет.

Брайди встала в длинную очередь в душевую, выстроившуюся еще за сутки до прихода в порт. Когда подошел ее черед, она не воспользовалась душем, лишь над умывальником обтерлась влажной тряпицей. Никакого желания лезть под ледяные струи из настенной лейки. Один раз она уже попробовала – после того, что у них было с Томом. Тогда-то она и познакомилась с душем, ведь дома все мылись в корыте, а воду грели на плите. В тот раз она намучилась с вентилем, унимая лейку, и чуть не превратилась в ледышку.

В порт прибывали в пять пятьдесят следующего утра, но многие, в их числе и Брайди, встали затемно и перед встречей с Америкой оделись во все лучшее. При входе в гавань даже пассажиров четвертого класса допустили на прогулочную палубу. Люди махали американскими флажками, кто-то стоял столбом, разинув рот, другие плакали и хватались за сердце; сквозь туманную дымку корабль медленно приближался к громадной зеленой женщине в зубчатой короне и с факелом во вскинутой руке. Из-под подола ее одежд выглядывала чуть отставленная назад нога, словно статуя собралась исполнить ирландский танец. При мысли, что Том не видит этого завораживающего зрелища и вместе с другими не машет шляпой, навалившись на бортовое ограждение, глаза Брайди наполнились слезами.

Пассажирам велели взять свой багаж и пройти на паром, направлявшийся к острову, так густо застроенному зданиями, что поначалу Брайди приняла его за собственно город. Она решила держаться миссис Ахерн, но перед трапом на паром ей приказали отойти в сторону. Сперва Брайди подумала, что остановивший ее человек хочет помочь ей с багажом (она несла свою сумку и чемодан Тома), однако тот, не предложив помощь, отвел ее в помещение, где врач в длинном белом халате попросил ее снять пальто. Она запаниковала, когда ее обстучали сверкающим молоточком, осмотрели язык, уши, глаза и волосы. Вдруг она заразилась от Тома? Значит, ее отправят обратно? Когда осмотр закончился, миссис Ахерн уже уехала, и Брайди прошла на паром вместе с толпой незнакомцев.

Всем им выдали бирки, точно они сами были багажом. Причалили. Вместе со всеми Брайди прошла в огромный зал с арочными, как в церкви, окнами. Впервые в жизни она видела столько оттенков кожи и слышала столько наречий.

Длинные очереди. Скамьи, на которых народ сидел, прежде чем встать в хвост вереницы. Женщина в фартуке всех обнесла корзиной с ломтями белого хлеба, пышного и сладкого, точно пирожное. В жизни ничего вкуснее Брайди не ела. Дома-то пекли черный хлеб, мякиш которого мало чем отличался от корки.

Высидев одну очередь, Брайди тут же встала в другую. Разделенные железными поручнями переселенцы напоминали скотину, пригнанную на ярмарку. Наконец Брайди добралась до инспектора в фуражке с сияющей кокардой. Усы его смахивали на подкову. С высокого табурета за деревянной конторкой он оглядел Брайди.

– Имя?

– Бригита Моллой.

Инспектор склонился к бумажной простыне, на которой мелкими буквами были записаны сотни фамилий.

– Брайди. – Может, под этим именем она означена в списке?

– Брайди? – переспросил инспектор, рыская внимательным взглядом по бумаге. Никогда не слышал такого имени, что ли? – Возраст?