Хелен Кляйн Росс - Опоздавшие

– Кого вам угодно? – удивленно переспросил человек, и Брайди забеспокоилась, что неверно запомнила адрес либо Аделаиду уволили.

– Аделаида Конрой. Из Килконли. Это в Ирландии. Она служит у вас?

Человек на шаг отступил и поддернул перчатки, словно готовясь к боксерскому поединку.

– Для слуг вход с тыльной стороны, – объявил он и захлопнул дверь. Судя по выговору, он был англичанин.

Брайди поочередно спустила с крыльца слишком тяжелые для нее чемодан и сумку, а затем через проем в железной ограде подтащила их к узкой двери на задах дома, куда вела гравийная дорожка.

На стук ответила женщина в пышном белом чепце; она отерла о передник перепачканные в муке руки и тыльной стороной ладони промокнула капли пота на лбу.

– Ты прям в самый раз, – сказала женщина. – Ужин вот-вот начнется, а я уж почти свихнулась. Снимай пальто и марш на кухню.

Брайди стянула верхнее пальто и, не найдя, куда повесить, бросила его на чемодан и сумку, часовыми стоявшие на пороге.

– Аделаида Конрой здесь? – спросила Брайди, обращаясь к спине женщины, прикрытой фартуком невиданного симпатичного фасона: пуговки вместо завязок.

Женщина не расслышала вопроса либо им пренебрегла. Она молча открыла дверь кухни, выпустив наружу звон посуды и воистину божественный аромат жареного мяса.

– Вот, новенькая наконец-то явилась, – известила женщина в пуговичном фартуке.

Мужчина в высоком белом колпаке, жестком по бокам и лепешкой сверху, деревянным половником помешивал в большом котле. Две девушки, ровесницы Брайди, в фартуках под горло и сеточках на волосах нарезали яблоки.

Мужчина в колпаке отвлекся от котла и вскинул темную бровь.

– Понятно, – сказал он, глянув на выпирающий живот Брайди. – Две по цене одной?

Женщина в пуговичном фартуке внимательно осмотрела Брайди, и брови ее съехались.

– Эта миссис Бохолт из агентства ослепла, что ли?

Брайди показалось, что нож в руке женщины угрожающе повернулся в ее сторону.

– Я не от агентства, – поспешно сказала она. – Я ищу Аделаиду.

– Это подсобница прачки, – отозвалась девушка у столешницы.

– Мы с ней землячки. – Брайди почувствовала, что краснеет, как яблоко, которое нарезала кухарка. Ужасно захотелось яблочка. Прям до одури. Нынче свежие фрукты перепадали редко. Нищая родина, где их было полным-полно, теперь казалась зажиточной.

– Чего ж сразу-то не объяснила? – раздраженно сказала женщина. – Скоро слуги придут ужинать. – Она показала ножом на дверь: – Жди в коридоре.

Брайди села на лавку из сосновых досок, с которой были видны ее оставленные у входа вещи. Узнает ли она Аделаиду? Уж столько лет не виделись. Но когда в кухню потек ручеек из мужчин в куртках с медными пуговицами и женщин в чепцах и передниках, в девушке, торопливо шагавшей в туфлях без каблуков, сдернувшей чепчик и тряхнувшей рыжими волосами, она легко узнала землячку.

– Аделаида! – окликнула Брайди. Девушка обернулась. – Я Брайди, из Килконли. Брайди Моллой.

– Бог ты мой! – Аделаида прихлопнула ладонью рот, сдерживая радостный вскрик, и кинулась обниматься.

Брайди предпочла бы сидеть, чтоб как можно дольше сохранять свой секрет, но ей пришлось встать, и глаза Аделаиды округлились.

– Печальная история, расскажу потом, – проговорила Брайди, добавив ирландское слово, которое не переводится на английский или любой другой язык, – оно означает горечь от несчастья и вместе с тем готовность его принять. От этого ирландского «увы!» глаза Аделаиды набрякли слезами, и она вновь заключила Брайди в объятья. Показалось, от ее волос уютно пахнуло можжевельником.

– Пока соседка-горничная в отлучке, побудешь у меня, а там что-нибудь придумаем, – сказала Аделаида. Как утешительны ее слова и даже сам выговор уроженки Килконли!

Ее крохотная комната, рассказывала Аделаида, на самой верхотуре, и никого не прельщает перспективой всякий раз одолевать пять маршей по лестнице, с каждым этажом становящейся всё уже. А ей это очень удобно, поскольку стирка происходит на крыше. Начинала она подручной прачки, а сейчас, глядь, и сама уже прачка с хорошим жалованьем. Вот тебе Америка.

Брайди умолчала о том, что карьерный рост Аделаиды явно не заметили в кухне. Раз-другой она останавливалась на площадках, чтоб отдышаться, ухватившись за кованые перила. Аделаида терпеливо ждала, однако не прекращала болтать, стараясь подготовить ее к убогости своего жилища, которое делила с Мэри Джулией. Но комната поразила Брайди своим великолепием. Она обладала аж двумя окнами, выдававшимися за линию крыши. Брайди подошла к окну, и у нее возникло ощущение, будто она смотрит в ярмарочный калейдоскоп. Внизу расстилался город. На фоне закатного неба, расцвеченного малиновыми, пурпурными и розовыми облаками, темнели контуры разномастных зданий. Солнце садилось за дальний край огромного парка, разделявшего восток и запад, точно Красное море. Кроны деревьев были окрашены в желто-красные тона и все их промежуточные оттенки.

– Ой, до чего ж красиво! – воскликнула Брайди по-ирландски, опуская сумку на пол. Как приятно быть рядом с тем, кто понимает твой язык, способный столь точно передать восхищение красотой.

– Наверное, – сказала Аделаида. – Я-то вообще не смотрю в окно. Вот кровать Мэри Джулии. – Она плюхнула чемодан на койку, аккуратно застеленную тонким синим одеялом. Скрипнули потревоженные пружины, качнулись темно-красные четки, подвешенные к железной спинке кровати. – Если хочешь полюбоваться видом, завтра вместе поднимемся на крышу, поможешь выбивать ковры. Ну, пошли скорей ужинать.

Просьба Аделаиды не вызвала особой радости у миссис Таббс, но она разрешила Брайди сесть к столу, и вскоре та наслаждалась неизведанным великолепием: жарким из барашка с картофелем, горошком и маринованной свеклой. А на десерт отведала фрукт, который в жизни не видела, – банан. Нарезанный скользкими сладкими кружочками, он украшал ванильный пудинг. Ни на что не похожий вкус. Если уж так ужинают слуги, трудно представить, какие изыски подают в хозяйской столовой.

Оказалось, никакие. Семейство Хэтэуэй отбыло в свое загородное поместье на Лонг-Айленде, прихватив с собою горничную.

Хотелось спросить, надолго ли они уехали, но Брайди понимала, это будет неприлично. Четки, оставленные горничной на спинке кровати, говорили, что они ей понадобятся не раньше воскресной службы. А завтра еще только среда. Значит, есть где укрыться на несколько дней, прежде чем отправиться в приют. В кармане Брайди нащупала визитку, уколов палец об ее острый уголок.

Вечером она поведала свою историю Аделаиде. Узкий проход между их кроватями позволял говорить негромко. В темноте рассказывая невидимому слушателю, Брайди чувствовала освобождение от тяжкого бремени, словно в исповедальне. Но она не смогла бы признаться священнику в том, что поверяла Аделаиде, не осуждавшей ее, а только подбадривавшей: «Говори, говори». Обе знали девушек, с которыми такое случилось. Но это было дома. Эдит Фицджеральд и Бренда Макграт родили деток, и матери их выдали новорожденных за своих собственных. Город сделал вид, будто поверил, что младенцы приходятся девушкам младшими родичами. Хотя все знали правду, и девушки понимали, что все ее знают. Но ради малышей и их семей никто не нарушил тайну.