Хелен Кляйн Росс - Опоздавшие

Маленькой Саре объясняли, что теленка разлучают с коровой, чтобы ее молоко, укрепляющее кости и зубы, получили человеческие дети. Но теперь она задавалась вопросом: господи, а что плохого, если б теленок остался с матерью?

В залитой лунным светом палате Сара смотрела на свою сорочку, опять промокшую на груди, и вспоминала о Брайди, которую разлучили с сыном.

Одно она знала точно: о возвращении на Вайн-стрит, где всё готово к прибытию младенца, не может быть и речи. Бывшую детскую Эдмунда на третьем этаже снаряжали долго, и теперь там была не только обновленная фамильная мебель (сверкающая колыбель из ореха, собственноручно изготовленная прадедом), но великолепный комплект пеленок, распашонок, ползунков и всего прочего, необходимого новорожденному: жестяная коробка с тальком, мягкая морская губка, кувшинчик с прованским маслом, бутылка виски (для притираний, когда начнут резаться зубки). А еще желтая деревянная погремушка, обкусанная маленькой Сарой, а также ее сестрами и братом. Стоило обо всем этом вспомнить, как набегали слезы.

Лаверстокский родильный дом

Сентябрь, 1911

На тридцатый день закончился назначенный Саре курс уединения, и Брайди, прихватив охапку гортензий с клумбы Нетти, заставила себя пойти в роддом.

На крыше, где были установлены лежаки, Сара дремала, проводя предписанные ей два часа на свежем воздухе. Брайди осторожно положила душистые стебли на плед, но Сара проснулась и впервые заключила ее в объятья – в эту секунду они были не госпожой и служанкой, но просто женщинами, горюющими по своим детям.

– Я так вам сочувствую, – сквозь слезы проговорила Брайди. – Очень, очень сочувствую.

В палате Сара поведала ей о своих страданиях, не столько физических, сколько душевных, порожденных уговорами забыть о том, что тело ее запомнило навеки.

– Я выполняю указания врача и чувствую себя предательницей, – плакала она.

– Вы ее ни за что не забудете, – сказала Брайди, утирая глаза. – Ребенок навсегда поселяется в сердце матери.

Наверное, повитуха спасла бы малышку, но зачем о том говорить?

Сара просилась домой, однако ее не отпускали без медсестры, которая о ней позаботится. С этим прекрасно справится Брайди, уверяла Сара, и та, быстро сообразив, заявила, что в Ирландии работала сиделкой.

Монахиня из общины сестер милосердия проинструктировала ее о важности проветривания помещения, сидячих ванн, пилюль для печени, предваряющих сон в установленное время, и Сару отпустили домой, в Розовую комнату, в названии которой теперь был трагический смысл.

Холлингвуд

Сентябрь, 1911

Сара тотчас заметила, что с входной двери исчез массивный медный молоток.

– А где лев? – спросила она, и кто-то из встречающих, столпившихся на крыльце, сказал, что его отправили в подвал. Холлингворты никогда ничего не выбрасывали.

Мистер Холлингворт заключил дочь в объятья, но Брайди подметила, что через его плечо Сара смотрит на француженку, одетую в восточное платье персикового цвета.

Много ли она знает о мадам Брассар?

Кое-что ей, разумеется, известно.

«В этом городе все про всё знают», – сказала Нетти, когда о приезде француженки сообщила местная газета. Слава богу, обошлось без недостойных намеков, свойственных светской хронике.

Навещая Сару, Брайди воздерживалась от разговоров о мадам Брассар, но поговорить о ней хотелось, чтобы подготовить хозяйку к произошедшим в доме переменам. Однако что-то подсказывало ей держать язык за зубами. Сара и так уже вдоволь хлебнула мук, перемен и печали. Кроме того, Брайди терялась в догадках, чем можно поделиться с Сарой, а о чем лучше помолчать.

– Сара, познакомься с мадам Брассар. – Мистер Холлингворт отступил в сторону, представляя француженку. – Ты, наверное, помнишь, прошлым летом мы с Бенно о ней рассказывали…

Сара напряглась, глядя на шагнувшую к ней женщину. Она подала руку, но мадам Брассар обхватила ее за плечи и, расцеловав в обе щеки, проворковала:

– Милая моя!

Взгляд Сары затвердел.

– Милости прошу в наш дом, – сказала она и прошла поздороваться с ожидавшими ее Ханной, Бенно, Брайди и Нетти.

В прихожей Сара огляделась и ахнула:

– Другие обои?

– Вам нравится, душенька? По-моему, хорошо.

Не ответив, Сара заглянула в гостиную.

– Куда делся столик под столовое серебро?

– Мадам оказала любезность и осовременила наш дом, – промямлил мистер Холлингворт.

– Сейчас не модно выставлять напоказ барахло, требующее чистки, – рьяно вмешалась Ханна. – И потом, на старье это никто даже не смотрел!

Во взгляде Сары читался вопрос: с каких это пор ты так заговорила?

Мистер Холлингворт сделал еще попытку:

– Вот хорошенько отдохнешь, и мадам Брассар устроит тебе экскурсию по дому.

– Жду не дождусь. – Тон Сары полнился презрением.

Экскурсию! По собственному дому! Порой мужчины не понимают, как сильно ранят их слова , подумала Брайди.

О ребенке не произнесли ни звука. Врачи велели воздержаться от напоминаний о том, что лучше всего забыть.

Брайди помогла Саре подняться по винтовой лестнице. Помощь была необходима, поскольку с отполированных деревянных ступеней исчезли дорожки . Винтовая лестница создает из них зигзагообразный узор, утомительный глазу , сказала мадам.

– Она решила нас прикончить? – пробормотала Сара, хватаясь за перила.

Брайди, готовая в любую секунду ее поддержать, не спускала глаз с хозяйки, которая впервые за долгое время медленно одолевала лестницу.

Она решила, что не стоит рассказывать Саре об уровне отношений ее отца с мадам. Кроме нее и Нетти, полагала она, больше никто не знает, что интерес этой пары друг к другу выходит за рамки декора интерьеров.

Но вот Сара одолела лестницу и вошла в свою комнату.

– Зачем передвинули туалетный столик? – простонала она. – И почему кровать в другом углу?

– Согласно творческим замыслам мадам Брассар, – сказала Брайди, умолчав о том, что некоторое время француженка занимала эту комнату.

Сара присела на пуфик, Брайди так и стояла, и мизансцена эта знаменовала их возвращение к прежним ролям госпожи и служанки. Брайди водила пальцем по резному ананасу на спинке кровати и думала о том, что, видимо, нафантазировала себе возникшую близость с хозяйкой.

Ирландки считали, что в американском доме служить гораздо лучше, нежели в английском, поскольку американцы дружелюбнее к прислуге и не смотрят на нее как на пустое место или предмет мебели. Но вот теперь казалось, что англичане, пожалуй, предпочтительнее, ибо ты знаешь, чего от них ждать. У американцев же грань между хозяином и работником менялась непредсказуемо, причем исключительно по прихоти первого.