Хелен Кляйн Росс - Опоздавшие

Брайди заволновалась. Если о здоровье хозяина больше не говорят, а доктор больше не дает наставлений по припаркам, притираниям и прочему, не означает ли это, что болезнь неизлечима?

А хворь-то не заразная? А ну как она ее подцепит? Ей всего тридцать один. Она еще нужна Винсенту.

Сейчас ему четырнадцать, она была чуть старше, когда приехала в Америку. Парень – красавец с густыми рыжими кудрями. Глаза потемнели, однако синева их никуда не делась. Он худощав, но жилист и силен, как Том, которого уже перерос. Том-то высоким считался дома, а здесь его сочли бы среднего роста. Слава богу, Винсент не изведает того, что в его годы выпало ей и Тому.

Кашель мучил хозяина меньше, но он жаловался на «дурную голову»; когда головные боли стали нестерпимыми, его перевели в бывшую комнату Нетти, смотревшую на север, и Брайди на машинке стачала шторы из темного бархата. Даже слабый свет ему резал глаза.

Доктор Спенсер прописал курс лечения, но с глазами всё равно была беда.

Кашель опять усилился, к нему добавились боли в костях, и доктор определил чахотку.

Чахотка! Заразная и смертельная хворь, сгубившая деда с бабкой и сестру Тома.

Правда, доктор сказал, что недуг протекает в закрытой форме, не требующей заточения в особом санатории.

Слова эти, сказанные так, чтобы их не слышал больной, успокоили Сару, но растревожили Брайди. Ухаживать-то за чахоточным ей. А вдруг она заразится? Нет ли какого профилактического средства? – спросила она. Нету, сказал доктор. Но если мыть руки до и после посещения больного, всё будет хорошо. А марлевая маска и здоровый образ жизни (утренняя зарядка, прогулки на свежем воздухе и ежедневный прием витаминов) обезопасят ее совершенно. Доктор научил, как повязывать зеленую марлевую маску, чтобы надевалась и снималась легко.

Сара и Эдмунд масок не получили, поскольку общались с больным гораздо реже. Но, заходя к нему в комнату, старались держаться подальше. Брайди, хоть и в маске, тоже соблюдала максимально возможную дистанцию.

– Ты прям гангстер, – заметил мистер Холлингворт, когда она впервые появилась в этаком виде.

А вот Нетти, приехавшая в гости, его не чуралась, но, усадив больного в подушки, обтерла ему лицо полотенцем, смоченным в настое бузины. Причем даже перчаток не надела. Хорошо хоть, она уже вышла из детородного возраста.

Боли в костях усилились, особенно по ночам.

– Как будто меня сверлят ручной дрелью, – жаловался мистер Холлингворт.

Брайди желала хоть как-то облегчить его страдания, но оба доктора сказали, что между дозами опия помочь нечем.

Однажды с воскресной службы Брайди вышла вместе с монахинями-сиделками, жившими в сером дощатом доме напротив церкви. Они-то знали, как ухаживать за чахоточными. Был случай, когда занедуживший архиепископ уже ехал сдаваться в санаторий, но сделал остановку в монастыре и благодаря заботам монахинь вернулся домой.

С просьбой уделить ей минутку Брайди обратилась к сестре Одиль, самой доброй монахине, которая хотела отправиться на Территорию Гавайи и ухаживать за прокаженными, но епископ ее не отпустил. Сестра Одиль кивнула и сказала другим монахиням, что задержится. Брайди удивилась. Она хотела лишь получить совет и не рассчитывала, что монахиня тотчас решит осмотреть мистера Холлингворта. Но отказаться было бы невежливо.

По дороге Брайди забеспокоилась. Может, стоило спросить разрешения, прежде чем приводить незнакомого человека? Но дома был только мистер Холлингворт. Сара и Эдмунд уехали в Бостон-Корнерс проведать дядюшку.

Обычно Брайди пользовалась черным ходом, но, побоявшись, что это унизит сестру Одиль, через двор подвела ее к парадному крыльцу, где замешкалась: пожалуй, надо открыть обе створки, а то чепец монахини в дверь не пройдет. Но едва она распахнула одну створку, как сестра Одиль ловко пригнула крылья чепца и вошла в дом.

Поднялись по лестнице. Мистер Холлингворт дремал. Он так сильно исхудал, что одеяло почти не холмилось. Скрежет стула, придвинутого к кровати, его разбудил.

– Вот уж неожиданно – проснуться и увидеть подле себя католическую монахиню, верно, сэр? – ласково проговорила сестра Одиль. – Надеюсь, мое появление вас не шокировало.

Мистер Холлингворт улыбнулся, и Брайди облегченно вздохнула.

Сестра подала ей кувшин:

– Будьте любезны, принесите холодной воды.

Предлог, чтоб отправить ее из комнаты? Или нет? В кувшине вода теплая. Вместе с кувшином сестра подала стакан, и Брайди постаралась не дотронуться до краев, которых касались губы больного.

Когда она вернулась, мистер Холлингворт опять задремал. Брайди проводила монахиню в прихожую.

– В доме никого? – Сестра Одиль огляделась.

– Никого.

– Вот что я вам скажу. – Монахиня подалась вперед, едва не уткнувшись чепцом в Брайди. – Это не чахотка.

Ничего себе – опровергать ученого доктора!

– А что ж тогда?

Сестра Одиль натянула перчатки, бросила взгляд на галерею предков Холлингвортов, смотревших со стены, и глубоко вздохнула.

– Сифилис. Видимо, врач решил, что родным об этом лучше не знать. Так что помалкивайте.

Брайди обомлела. Французская болезнь! Она-то думала, ею хворают только закоренелые грешники.

– Заразная стадия болезни давно миновала, – сказала монахиня. – Говорю, чтоб вы не боялись ее подцепить.

И тут Брайди вспомнила мадам Брассар.

Уорнерс-театр

Октябрь, 1927

Существовало мнение (Винсент его разделял), что всё полезное человечеству уже изобретено. Щелкни выключателем – и свет зальет комнату. Электричество поджарит гренок, согреет одеяло и даже подожжет сигару. Поднеси к губам черный бакелитовый рожок с дырочками на конце и разговаривай через полстраны, словно собеседник рядом, в той же комнате. Но, конечно, самое революционное и впечатляющее изобретение – автомобиль, который доставит до нужного места вдвое быстрее, чем туда добирался твой дед. В жаркий день летя по новенькому шоссе, можно поднять верх и насладиться освежающим ветерком.

Винсент считал, что это везение – родиться в эпоху моторизации. Вот пожалуйста: шофер правит машиной, в которой он, Винсент, сидит с друзьями, на скорости тридцать миль в час за окном мелькают здания, деревья и кукурузные поля, и для него, в отличие от деда, отца и даже дяди Бенно, всё это вполне естественно.

– Восемь цилиндров, – сказал Хо-Хо (Хорас Шервин), имея в виду новый мотор, разработанный на основе самолетных двигателей. Он расположился на откидном сиденье, уступив удобные места в серой бархатистой обивке своим спутникам – Вину (Винсенту), Гауди (Гарольду Минготту), Даду (Дервуду Уилсону) и Оззи (Осворту Хейдену).

Ехали в лимузине «Дюзенберг». Отец Хо-Хо, банкир, был знаком с голливудским продюсером, знавшимся со спонсором кинофильма, о котором все вокруг только и говорили, но никто пока не видел, – «Певец джаза». На премьере в Уорнерс-театре будет исполнитель главной роли Эл Джолсон. Они ехали в Нью-Йорк на премьеру первого звукового фильма!