Илья Шифман - Ганнибал

Между тем Сципион высадился со своей армией в 10 000 пехотинцев и 1 000 всадников в Эмпории, отправился в Тарракон. Там он вел успешные переговоры с многочисленными союзниками и наконец вступил в командование войсками, уже ранее находившимися на севере Пиренейского полуострова. Характерно для него, что Марция он окружил почетом явно для того, чтобы привлечь к себе солдат, выдвинувших Марция из своей среды. На зимние квартиры Сципион стал в Тарраконе, Гасдрубал сын Гисгона — в Гадесе, Магон Баркид — у Кастулонского хребта, а Гасдрубал Баркид — около Сагунта [Ливий, 26, 19–20]. [149]

Падение Капуи было далеко не единственной катастрофой, которую Ганнибалу пришлось пережить в этом труднейшем для него 211 г. Не меньшей силы удар, хотя и не военный, а дипломатический, римское правительство нанесло ему на Балканском полуострове, где, по-видимому, уже в 212 г. оно, как это говорилось выше, начало переговоры с руководителями Этолийского союза. Судьба Капуи, несомненно, произвела на этолийцев сильное впечатление и решающим образом воздействовала на их политическую позицию, поэтому вскоре после захвата Капуи Марк Валерий Лэвин смог явиться на специальное заседание этолийского совета и там открыто предложил союз с Римом. Судьба Сиракуз и Капуи, говорил Лэвин (в изложении Тита Ливия), показывает, насколько успешно римляне ведут войну в Италии и Сицилии. От предков, продолжал он, римляне унаследовали обычай заботиться о союзниках, из коих одним они дали гражданские права, а других поставили в такие благоприятные условия, что те предпочитают быть скорее союзниками, нежели гражданами; положение этолийцев, которые первыми из заморских народов установят дружественные отношения с Римом, будет особенно почетным; в борьбе с Македонией Рим поддержит Этолийский союз, и в частности поможет ему вернуть Акарнанию. Так как предварительно все уже было решено, слова Лэвина, судя по дошедшей до нас информации, не встретили возражений. В пользу союза с Римом, превознося силу и величие римского народа, выступили стратег Этолийского союза Скопас и один из ведущих его политических деятелей, Доримах; главной приманкой, как подчеркивает и Ливий, конечно, была Акарнания, то есть выход к Ионийскому морю. Условия союза между Римом и Этолийским союзом, как их излагает Ливий, заключались в следующем. Если бы элейцы, спартанцы, пергамский царь Аттал, фракийский царь Плеврет и иллирийский Скердилед пожелали, то на тех же условиях, что и этолийцы, они могли бы стать союзниками римлян. Это положение чрезвычайно существенно, и недаром римский историограф именно с него начинает изложение договора: римско-этолийский союз, по мысли Лэвина и Скопаса, должен был стать ядром мощной коалиции, которая со всех сторон окружила бы Македонию и сделала бы ее военно-политическое положение в высшей степени трудным. Этолийцы обязывались начать сухопутную войну против Филиппа V, а римляне — помогать им флотом не менее чем в 25 пентер (иначе говоря, всю тяжесть войны с Македонией римское правительство возлагало на этолийцев, а на себя брало только поддержку их действий с моря, что должно было парализовать действия македонского флота, в том числе его возможные акции против Италии); все города с их домами, стенами и землей между Этолией и о-вом Керкирой должны были достаться этолийцам, а вся остальная добыча — римлянам; римляне должны были сделать так, чтобы Акарнания принадлежала этолийцам; если бы этолийцы заключили с Филиппом мир, должно быть оговорено, что македонский царь воздержится от военных действий против римлян, их союзников и подданных; в свою очередь, римское правительство обязывалось при заключении мира с Македонией установить, что Македония не имеет права вести войну против этолийцев и их союзников [Ливий, 26, 24].

В результате того что этолийцы немедленно по заключении этого договора выступили против Македонии, а сам Лэвин штурмом взял Закинф и, овладев двумя акарнанскими городами, передал их Этолийскому союзу, договор между Филиппом V и Ганнибалом фактически утратил какое-либо значение, превратился в ничего не стоящий клочок пергамента. Окруженный со всех сторон врагами, Филипп V не мог теперь, даже если бы и хотел, вмешаться в италийские дела. Война с Этолийским союзом заставила его позаботиться о безопасности македонских границ на западе и севере, а затем углубиться в греческие проблемы [Ливий, 26, 24–26].

Итак, кампания 210 года начиналась для Ганнибала в неблагоприятных условиях. Правда, и в Риме продолжительная и разорительная война вызывала все более растущее недовольство народа. Говорили, что поля опустошены, что Италия истощена мобилизациями, что каждый год одна за другой гибнут армии, что оба консула — Лэвин и Марцелл — слишком воинственны и способны скорее посреди глубокого мира разжечь войну, чем во время войны дать государству хоть немного вздохнуть [Ливий, 26, 26]. Когда римскому правительству понадобилось мобилизовать новую партию гребцов и обеспечить им жалованье и консулы распорядились, чтобы и гребцов и деньги на их содержание доставляли частные лица в соответствии с их имущественным положением, в Риме начался такой ропот, что, замечает Ливий, не хватало скорее вождя, нежели повода к бунту [26, 35]. После сицилийцев и кампанцев консулы вознамерились погубить и растерзать римских плебеев, истощенных податями и уже ничего не имеющих, кроме голой и опустошенной земли; их дома сожгли враги, их рабов, возделывавших поля, присвоило государство, то выкупая за ничтожную плату для несения военной службы, то приказывая отдавать их в качестве гребцов; все деньги истрачены на жалованье гребцам да на ежегодные подати; у кого ничего нет, у того ничего и не возьмешь; пусть продают их имущество, пусть отнимают свободу, а у них нет средств даже на выкуп — в таких или близких к ним выражениях Ливий [26, 35] передает то, что огромная толпа, собравшаяся на форуме, яростно кричала консулам. С большим трудом власти сумели успокоить недовольных, обязав сенаторов и всадников сдать почти все золото, серебро и медь в казну; вслед за этим добровольные или полу добровольные взносы сделали и остальные.

Однако положение Ганнибала было гораздо хуже. Падение Капуи заставило многих его «союзников» решиться на новую «измену» — теперь уже в пользу Рима; Ганнибал не мог рассчитывать на их верность, а удержать их своими гарнизонами он уже не был в состоянии, да и не имел он столько солдат, чтобы свои гарнизоны разместить всюду. Армия его таяла; помощи ожидать было неоткуда, если только он не хотел бросить Испанию на произвол судьбы; его союз с Филиппом V превратился в пустую, малоэффективную декларацию. Все эти обстоятельства не замедлили сказаться на положении в Южной Италии, где заметно активизировались элементы, враждебные Ганнибалу.