Энн Райс - Плач к небесам

— Алессандро, он хочет знать, почему судьба этого дома должна зависеть от какого-то мальчика...

— Тонио, Тонио, — прошептал Алессандро. — Даже если бы ты пожелал, то не смог бы уступить ему. Успокойся. И, что бы ни случилось, я здесь, чтобы помогать тебе.

Тонио тяжело дышал и глядел в сторону так, словно все уговоры не доходили до него.

— Алессандро, если бы я мог презирать его... — начал он.

Алессандро склонил голову набок, и на его лице изобразилось безграничное терпение.

— Но он не кажется... Он такой...

— Это не в твоей власти, — покачал головой Алессандро.

— Что ты знал о нем? — настаивал Тонио. — Ведь ты наверняка знал о нем?

— Знал, да, — ответил Алессандро, машинально убирая локон со лба Тонио. — Но только то, что знали все. Он был совершенно неуправляемым. А в этом доме царила смерть. Смерть матери, смерть его братьев. Вряд ли я смогу рассказать тебе больше.

— Но Катрина вовсе не презирает его! — прошептал Тонио. — Она его жалеет!

— Ах Тонио, хоть и жалеет, но она — твоя опекунша и будет поддерживать тебя. Когда ты поймешь, что бессилен что-либо изменить, ты успокоишься.

— Но послушай... Та женщина, от которой он отказался. Много лет назад, когда отец хотел устроить его брак...

— Я ничего об этом не знаю. — Певец снова покачал головой.

— Он отказался от невесты, которую выбрал для него отец и бежал с какой-то девушкой из монастыря. А от невесты отказался. Алессандро, это была моя мать?

Алессандро готов уже был возразить, но вдруг замешкался.

— Если она — та девушка, от которой отказался Карло, то для нее будет невыносимо оставаться здесь...

Алессандро помолчал.

— Нет, она — не та девушка, от которой он отказался, — наконец мягко ответил он.

Темный дом, пустой дом, чужеродные звуки.

Тонио поднялся по лестнице на верхний этаж.

Он знал, что Карло в своей комнате. В пыльный коридор проникал свет из приоткрытой двери.

Этим утром брат пригласил его позавтракать вместе, прислал своих турецких слуг с приглашением спуститься. И, сидя в кровати, обхватив голову руками, Тонио бормотал в эти чужие лица какие-то несвязные отговорки.

Теперь же он неслышно, на цыпочках, подошел к двери и увидел брата. Тот ходил среди попорченных от времени вещей. Кровать была завалена грязными тряпками. В руке Карло держал разбухшую от влаги книгу. Переворачивая тяжелые, намокшие страницы, он шепотом читал вслух. Голубое небо за его спиной казалось тусклым из-за грязных оконных стекол, а шепот звучал в этой комнате как нечто естественное. Карло читал монотонно, все громче и громче, хотя по-прежнему только для себя, и рукой отбивал ритм.

Но вот он увидел Тонио. Тут же лицо его просветлело, он ласково улыбнулся одними глазами и, закрыв книгу, положил на нее правую руку.

— Входи, братишка, — пригласил Карло. — Как видишь, я... так сказать, в некотором затруднении. Я не могу пригласить тебя посидеть со мной здесь, в моей комнате.

В его тоне не было иронии или злости, но кровь прилила к лицу Тонио, и, мучаясь от стыда, он был не в силах ни ответить, ни поднять глаза.

Почему он не послал слуг привести комнату Карло в порядок? Почему не подумал об этом? Господи, ведь уже какое-то время он был хозяином в этом доме, разве нет? А если не он, то кто другой мог отдать такое распоряжение? Тонио удрученно смотрел на грязные, облупившиеся стены, на полусгнивший ковер.

— Но ты видишь, как все здесь дышит любовью ко мне! — вздохнул Карло. Он отложил книгу и посмотрел на потрескавшийся потолок. — Видишь, в какой сохранности мои сокровища! Одежда спасена от моли, а книги убраны в сухое и безопасное место.

— Простите меня, синьор!

— За что?

Карло протянул руку и, когда Тонио приблизился, привлек его к себе.

Снова мальчик ощутил ласковое тепло и силу этого человека. В дальнем уголке сознания, не тронутом тревогой, мелькнула мысль: «Так я буду выглядеть, когда стану мужчиной. Я вижу себя в будущем. Немногим это удается».

Карло ласково поцеловал его в лоб.

— Но что ты мог сделать, братишка?

Он и не ждал ответа. Снова открыл книгу и провел рукой по расплывающимся строчкам. «Буря» — было написано там по-английски, а затем шел текст, напечатанный в две колонки. Карло снова перешел на ритмический шепот:

— Отец твой спит на дне морском [24]...

И когда он поднял взгляд, то, похоже, присутствие Тонио его не обрадовало.

«Но отчего это? Что ты видишь? Неужели ты презираешь меня?» — думал Тонио. Атмосфера разрушения давила на него, он задыхался от пыли и с трудом мог вдыхать ту вонь, что исходила от всего гниющего и разлагающегося в этой комнате.

Но брат не отводил взгляда. В его черных глазах появилось странное выражение.

— Первое дитя любовного союза, — прошептал Карло, — дитя, рожденное на пике страсти. Как говорится, благословенный первенец. — Тут его брови нахмурились, а уголки рта опустились. — Но я был последним отпрыском своих родителей, и мы ведь очень похожи. Но на сей счет нет никаких правил, не так ли? Первое дитя, последнее дитя... Ну не считая отцовского чувства к своему первому ребенку!

— Простите, синьор, но я не понимаю, о чем вы.

— Да, конечно. А почему ты должен меня понимать? — продолжал Карло прежним ровным тоном, в котором не было ни малейшей враждебности. Он посмотрел на Тонио с удивлением, но в то же время так, словно ему было приятно на него смотреть. Однако Тонио под его взглядом внутренне съежился и почувствовал себя несчастным.

— А это ты понимаешь? — повысил голос Карло. — Оглянись вокруг!

Снова послышался угрожающий звук — как будто крик ярости рвался из его груди.

— Синьор, прошу вас, позвольте мне прислать слуг, чтобы прибрались здесь...

— О, неужели ты им прикажешь? Ты ведь хозяин тут, правда? — Голос стал еще более резким.

Тонио взглянул брату в глаза и, прочтя в них лишь оскорбительную насмешку, беспомощно отвел взгляд.

— Нет, братишка, ты в этом не виноват, — внезапно сказал Карло. — Знаешь, в тебе есть что-то царственное, — продолжат он как будто с искренней нежностью. — Как он, должно быть, любил тебя. Но, осмелюсь сказать, будь я твоим отцом, я бы любил тебя не меньше.

— Но подскажите, синьор, как нам теперь полюбить друг друга?

— Я люблю тебя, — прошептал Карло. — Однако позволь мне на этом остановиться и не сказать то, о чем впоследствии я буду сожалеть. Видишь ли, я все еще никак не могу здесь освоиться. Как будто вернулся лишь для того, чтобы обнаружить, что я мертв и всеми похоронен, так что мне остается только бродить по этому дому, словно привидение. А в таком состоянии недолго дойти до мыслей и слов, которые окажутся просто дьявольскими.

— Тогда уйдите отсюда, пожалуйста. Пожалуйста... Его покои на втором этаже, синьор, вы можете занять их...