Михаил Кожемякин - Игры Фортуны [СИ]

Гедвигу и Карлушу «распытывали» вяло, неохотно. Что возьмешь с горбатой девчонки и двенадцатилетнего мальчишки? Гедвига после каждого допроса рыдала, а Карлуша сидел волчонком, вжавшись в стену каземата. Так прошло семь месяцев, похожих на один бесконечный и жуткий день. За узким зарешеченным окном зима сменилась зеленой весною, весна — скупым на солнышко северным летом, затем зазолотилась осень. Тогда они вновь увидели пепельно-серые воды Ладоги и переправились в лодках на большую землю. Вернулись из царства мертвых в царство живых. Питер подумал тогда, что воды Ладожского озера, отделяющие Ореховый остров от берега, — это воды Леты, а солдаты-гребцы — многоликий Харон-перевозчик. И плата этому Харону — людские страдания. Только, видно, Бироны еще не испили чашу страдания до дна, потому что их ожидало новое наказание — ссылка в сибирский городок Пелым.

Впрочем, это было очень мягкое наказание. Судьи правительницы Анны хотели было приговорить бывшего регента к лютой смерти через четвертование, но Аннушка смягчила приговор. Только ссылка… Без всякого сомнения, думал Питер, она была добрее отца. Эрнст-Иоганн Бирон и покойная тетка Аннушки, императрица Анна Иоанновна, поступили бы по-другому.

Биронов повезли в ссылку… Как они не сгинули в этой бесконечной дороге по бескрайним пространствам деревенской или безлюдной России, сначала под почти непрерывной завесой дождей, затем — в холод и распутицу поздней осени — Бог весть! Сначала рвы и колеи добили ветхий экипаж — берлину, затем ранний снег посыпался отовсюду на простые крестьянский сани, в которые конвойные пересадили Биронов, настелив для тепла остро пахнувшие овчины и ветхие лоскутные одеяла…

Как тут было не вспомнить другого полудержавного властелина великой северной империи, светлейшего Александр Данилыча Меньшикова, которого «со чада и домочадцы» не столь давно так же уносили по санному пути скрипучие дровни — вон из блистательного Петербурга, из истории, из жизни! Шепча горячую молитву Божьей матери (что не одобрил бы любой лютеранский пастор), чтобы их ссылка закончилась не столь плачевно, Питер Бирон засыпал на облучке, привалившись плечом к плечу ямщика, словно они были братьями по несчастью.

Сон возвращал его в прежнюю счастливую и беззаботную жизнь, и мнилось лицо принцессы Анны, ныне — правительницы России, — веселое, милое, смеющееся. Как катались они вместе в санях, танцевали на балах, наступая друг другу на ноги, и как его прочили Аннушке в женихи! И как иногда, по словам отца, Аннушка даже говорила, что Петруша ей милее, чем признанный жених — герцог Антон-Ульрих Брауншвейгский. Но смеялась она тогда и над Петрушей, и над Антоном-Ульрихом, а любила, со всей страстью юности, саксонского посланника графа Морица Линара, блестящего кавалера и опытного соблазнителя.

А потом был Пелымский острог, тесный и грязный дом, где постоянно было дымно от плохо сложенных печей, караул днем и ночью за дверью, грубая брань и издевательства офицеров, приставленных «на неусыпную стражу» и одичавших от тоски не меньше узников, наушничество и мелочные склоки, доносы… И гнить бы Биронам заживо в этом Пелыме, в доме, спроектированном изменником Минихом, лишившим отца власти, если бы к власти не пришла цесаревна Елизавета Петровна и не приказала перевезти бывшего регента Эрнста Бирона и всю его семью в Ярославль, где их существование уже можно было назвать жизнью.

Здесь было даже провинциальное подобие света, где младшее поколение Биронов сумело произвести нечто вроде фурора. Вместо опальной фамилии Биронов вскоре в северной ссылке оказалась сама Аннушка, кокетливая красавица дней былых и низложенная правительница, с малюткой-сыном, из колыбели возведенным на престол российский и из колыбели же ввергнутым в узилище, с мужем Антоном Брауншвейгским и «со всеми своими».

Быть может, и догнали Аннушку проклятие жестокой души императрицы Анны Иоанновны, беззвучно изреченное, когда по Зимнему дворцу [6] Зимний дворец — третий по счету одноименный дворец российских императоров в Санкт-Петербурге, построенный по проекту Растрелли в 1731-35 гг и обращенный фасадами на Неву, Адмиралтейство и будущую Дворцовую площадь. Просуществовал до 1754-55, когда императрица Елизавета Петровна приняла решение о постройке на его месте нового Зимнего дворца. мимо залы, где лежало ее еще не преданное земле тело, проволокли ее арестованного любовника — регента Эрнста-Иоганна Бирона. И происходило это именно по приказу Аннушки, несостоявшейся Анны Второй, племянницы покойной Анны Первой! Во всяком случае измельчавший в заточении душой герцог Бирон и его совсем озлобившаяся супруга Бенигна встретили известие о падении своей обидчицы с такой безумной радостью, что их старшему сыну невольно стало совестно.

Сам Питер Бирон Аннушке зла не желал, даже в самые мрачные и отчаянные дни своей погубленной в ссылке юности. Как-то не мог увязать в своих мыслях образ веселой и нежной красавицы, чьи лилейные щечки он украдкой лобзал в укромных уголках бальной залы, с тем, что сделала она с их семьей. Наоборот, узнав о ее участи, ужаснулся: как же она, такая слабая, хрупкая — выживет в остроге, за караулом?!

Из ярославской ссылки семью Биронов вернул уже новый император Всероссийский, Петр III, свершавший все с мальчишеским упрямством наперекор желаниям и намерениям своей покойной тетки, императрицы Елизаветы Петровны. Ненадолго их вновь принял Санкт-Петербург, разросшийся, возвеличившийся и похорошевший за годы их отсутствия. Бирона-младшего Петр Федорович возвел в генерал-майоры кавалерии и возвратил в кавалеры ордена Александра Невского.

«За геройское пелымское и ярославское долгосидение», — шутил сам Питер. Иных подвигов за собою этот никогда не воевавший и почти не служивший лейб-гвардии кавалерист не знал. Важнее было то, что отцу вернули курляндское герцогство, и Петр Бирон снова стал наследным принцем Курляндии. Питер было утешился надеждой, что сломленный годами падения отец скоро уступит престол ему, а уж он-то сумеет осчастливить свою маленькую державу тщательно обдуманными в ссылке реформами и постройками…

Однако, и здесь судьба безжалостно отняла у него возможность исполнения мечты. Постаревший Эрнст-Иоган Бирон схватился за власть по-молодому цепкими руками и, вопреки ожиданиям, прослыл в Курляндии герцогом щедрым и великодушным, немало сделавшим для благоустройства земли и благосостояния доброго обывательства. Тут-то Питеру и стало окончательно ясно: на его несчастную долю места для эпических свершений просто не хватит. Все, что ему остается — попытаться жить для себя.

Впрочем, наверное, в утешение за загубленную в казематах и изгнании юность, судьба нечто уделяла от своих щедрот и Бирону-младшему. Он был любим женщинами, и по искреннему сердечному влечению женился на принцессе Каролине-Луизе Вальдекской, которая, увы, не подарила ему детей. Потом их любовь иссякла, и он без сожаления развелся с первой супругой и женился, тоже по искренней страсти, на русской красавице, Евдокии Юсуповой. Второй брак опять оказался бездетным. Петр Бирон развелся со второй супругой и женился в третий раз, на графине Анне-Шарлотте-Доротее Медем. Третья супруга подарила ему долгожданного сына, нареченного Петром, но мальчик прожил только три года. Достигли зрелого возраста только дочери от третьего брака, Вильгельмина и Полина.