Кейт Куинн - Змей и жемчужина

— Очень мило, — сказал французский капитан со своим отвратительным акцентом, разглядывая богатые плащи дам, их туфли из тиснёной кожи, меховую подпушку на подолах. — Очень мило. Неужели у вас, богатых дам, не хватает ума, чтобы не отправляться в путешествие в такие неспокойные времена?

Адриана да Мила гордо выпрямилась.

— Мой кузен — Его Святейшество Папа Римский, и я была бы вам признательна, если...

Капитан расхохотался, и его солдаты расхохотались вместе с ним.

— А я король Франции!

— Как вы смеете обращаться...

Капитан пнул обутой в сапог ногой, не вынимая её из стремени, и попал мадонне Адриане в челюсть. Она, задыхаясь, рухнула наземь, одна из служанок вскрикнула, а французский капитан снова рассмеялся. Его люди тоже рассмеялись, а нескладный сержант с обрызганным кровью рукавом схватил руку мадонны Джулии. — Смотрите, капитан, эта не только богата, но и красива...

Мадонна Джулия попыталась вырваться, но ей даже не пришлось прилагать усилий — пальцы сержанта уже разжались, рука бессильно повисла. Он уставился на нож, торчащий из его горла.

Воронёная рукоять ножа появилась на его горле внезапно, словно отросток, вдруг выросший над верхним краем его ржавого нагрудника. Толедская сталь клинка вонзилась в горло француза легко, как в яблоко. Это зрелище парализовало их всех — и смеющегося капитана, и окружающих его солдат, и жмущихся друг к другу женщин. Все они неотрывно смотрели, как сержант медленно захлёбывается своей кровью и валится с коня в дорожную пыль. Из кареты спокойно вышла маленькая фигура в чёрном, держа в каждой руке по ножу.

Прежде чем французы поняли, откуда исходит опасность, Леонелло уложил ещё одного из них — крошечный метательный нож словно испарился из его коротких пальцев и появился вновь, торча из мягкой глотки солдата, что стоял рядом с убитым сержантом. Лицо карлика было бесстрастно и ужасающе спокойно, он отошёл от кареты и медленно прошёл вперёд. Его зеленовато-карие глаза скользнули к следующей мишени, в то время как рука молниеносно выхватила из-за голенища сапога третий нож. Клинок пролетел по воздуху, точно крошечный ангел. Солдат, в чьё горло он летел, успел закричать от страха и удивления, но Леонелло уже не смотрел на него, он высматривал новую цель. Подойдя к мадонне Джулии, он одной рукой толкнул её себе за спину, а второй метнул свой тёмный толедский клинок во французского капитана.

Клинок со звоном отскочил от шлема капитана, и этот звук побудил французов к действию. Конь капитана встал на дыбы, сам капитан что-то закричал по-французски, солдаты бросились вперёд, но лицо Леонелло по-прежнему осталось неподвижно. Один из солдат схватил мадонну Джулию за руку и сразу же завопил от боли, когда нож карлика, словно молния, рассёк его пах и бедро. Леонелло стремительно повернулся и метнул тот же нож в солдата, который, схватив Адриану да Мила за волосы, рывком поднял её на ноги, но клинок, чуть-чуть не попав, пролетел мимо и упал в пыль. Французский капитан снова выкрикнул приказ, и Леонелло успел метнуть ещё один нож, прежде чем на него набросились все французские солдаты. Его маленькая фигурка упала, но прежде сквозь разъярённую толпу я смогла разглядеть, как он выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его в колено какого-то солдата, и только потом французы сбили его с ног.

Его тело заслонила толпа.

Бартоломео застонал и пошевелился. Я инстинктивно упала на колени рядом с ним, чтобы мы оба находились вне поля зрения французов (да помогут нам в этом Бог и святая Марфа), но я не могла оторвать глаз от ужасной сцены, происходящей возле кареты. Французский солдат тащил в сторону визжащую сестру мадонны Джулии. Лаура плакала тонким младенческим плачем. Леонелло, скорчившись, неподвижно лежал на земле среди сапог и древков копий. Французский капитан ругался и призывал своих солдат закончить начатое и забить его до смерти, и я не понимаю, как звонкий голос мадонны Джулии сумел пробиться сквозь весь этот гам.

— ЧТО ВСЁ ЭТО ЗНАЧИТ?

Я видела Джулию Фарнезе в роли Венеры Ватикана, сверкающей драгоценностями, с достоинством держащей себя среди толпы кардиналов. Я видела её с роли страстной любовницы, лежащей обнажённой в ванне, розовой, похожей на спелый персик, который так и хочется съесть. Я видела её в роли любящей матери, резвящейся со своей маленькой дочуркой; в роли друга всех и вся, всегда готовой пошутить и поболтать. Но я никогда прежде не видела её в роли охваченной ледяной яростью королевы.

Нет, больше, чем королевы. Ведь королевам придаёт надменность только их рождение, a La Bella была любима самим наместником Бога на земле.

Она передала маленькую плачущую Лауру хнычущей няньке, даже не взглянув на ту, и отбросила назад свой плащ, явив взору капитана богатое платье. Она с холодным высокомерием откинула голову назад, её золотистые волосы заблестели на солнце, точно золотая монета, а огромная жемчужина на её горле сияла, словно золотая цепь, которую надевают персоны, облечённые властью. Она устремила взор на капитана и двинулась в его сторону — смертельно оскорблённая богиня, готовая метать громы и молнии в смертного, который посмел привести её в ярость.

— Я — Джулия Фарнезе, — с ледяной надменностью произнесла она, и слова её пронзили тишину, точно ещё одна порция летающих ножей. — Вы все обо мне слышали. Я Джулия La Bella, Венера Ватикана, Христова невеста. Я — любовница Папы. Если вы хоть одним грязным пальцем коснётесь меня, моих родственников или моих слуг, то будьте уверены — вам этот палец отрежут. Затем того, кто посягнёт на нас, медленно, под его вопли разрежут на маленькие кусочки, а душа его будет целую вечность вопить в аду, лишённая Божьей благодати, когда мой Папа отлучит его от Церкви за то, что он посмел коснуться того, что он любит больше всего на свете.

— Мадам... — Французский капитан взглянул на её жемчуга, на белую грудь под ними, затем его взгляд торопливо скользнул к её знаменитым золотым волосам.

«Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы он слышал о её волосах, — начала молиться я, по-прежнему склоняясь над Бартоломео. — Пожалуйста, сделай так, чтобы он слышал о золотоволосой любовнице Папы».

Не то они разденут мадонну Джулию догола и по очереди изнасилуют её, как и всех нас.

— Мадам, — осторожно начал французский капитан, — можете ли вы доказать...

— Так вот как вы обращаетесь к даме моего ранга? — ледяным тоном перебила его она. — Видимо, у французов совсем нет манер.

Капитан торопливо снял шлем. На своём большом коне, с высоким, пышным плюмажем и громким голосом он казался огромным и внушительным, теперь же стало видно, что он немногим старше Бартоломео. — Мадам, я извиняюсь...